Елена Горелик - Земля мёртвых душ
Нет, ересь несусветная…
А почему? Силу водяного пара знали ещё древние греки, даже игрушка у них паровая была, но люди догадались применить эту силу себе на благо только в конце семнадцатого или начале восемнадцатого века. Я уже про порох и печатный станок имени Гуттенберга молчу — это появилось как раз в Средневековье и ничего запредельно сложного не представляет. Значит, вполне реально и здесь. Тогда что, в самом-то деле, мешает сделать что-то наподобие дельтаплана? Китайцы, вон, на больших бумажных змеях в воздух поднимались, а братья Монгольфье свой шар тоже не из синтетики делали.
И я, взяв из пачки на пюпитре чистый листок бумаги, принялась вычерчивать нечто треугольное.
Огонёк восторга в глазах Энгита сменился жадным интересом. Парень, кажется, нашёл своё истинное призвание. Информации бы ему, да побольше, чем в моей бедной голове…
В итоге завтрак и обед нам подавали в библиотеку, а посыльному пришлось бегать в лавку за новой пачкой бумаги. Ух, и ломят же цены лавочники! Всё вздорожало: тут и политические перемены, и воры лихо кутят по кабакам, а барыги на всё тут же реагируют. Но нам недосуг ждать, пока цены снизятся. Наука важнее.
Жизнь начала обретать новый смысл.
А после обеда сообщили, что обоз государя уже на подходе к городу.
Сердце дало сбой и тут же часто-часто застучало. В пятках.
4У меня неопределённый статус, но прислуга вела себя так, словно для них всё давно ясно. Риена тут же заставила меня нацепить безумно дорогое шёлковое платье с серебряным шитьём. Длинную волчью шубу, сапожки вместо тонких туфель и шапку я надела уже по собственному почину: не хотелось мёрзнуть, хоть триста раз церемония протокольная. Дойлен не сторонник бездумного соблюдения этикета, он поймёт. Особенно если все мои страхи на его счёт напрасны.
Государь. Человек, который прекрасно понимает всю меру ответственности за принятые на себя обязательства. Вот кто сейчас въехал на широкий мощёный двор бывшего премьерского особняка. Беспощадный воин. Беспринципный политик. И при этом — человек с живой душой. Вот только тот ли это Дойлен, который в жутковатом "процессорном зале" говорил, что отдаст жизнь за то, чтобы я могла вернуться домой?
А за ним — полный сюр. Двадцать человек личной гвардии, бывшие погранцы. С мечами-"медведями" у пояса и с АКМ на плече. Своих воинов Фернет наверняка уже увёл в казармы.
Ой… Кто его так, по голове-то? Даже отсюда вижу багровый шрам на правом виске.
Я невольно сделала шаг вперёд, а он тут же спешился и, скомкав к чертям кошачьим всю церемонию, подошёл ко мне. В его глазах — знакомая радость. И, кажется, те же самые сомнения, которые не давали мне покоя.
Это — он. Всё тот же Дойлен, которого я знала. Значит, то, что нас объединило, не имеет к магии никакого отношения?
— Рада тебя видеть, — едва слышно проговорила я, чувствуя, как отпускает когтистая лапа страха.
— И я рад тебя видеть, — ответил он. — Как ты?
— Как видишь — вернулась… с того света. А ты?
— К тебе я вернусь откуда угодно.
И — чтоб вы понимали! — со своей фирменной обезоруживающей улыбкой галантно подал мне руку. В коже и мехах, в толстом шерстяном плаще с налипшими клочьями снега, пахнущий железом, своим и конским потом, выглядевший, как разбойник с большой дороги — он, государь, одним движением сходу определил мой статус при дворе.
Не королева, но всесильная фаворитка. Для всех. А между собой мы уж как-нибудь договоримся, кто, куда и зачем. И вообще, стоит ли.
Дойлен остался верен себе, окончательно испортив церемонию тем, что велел немедленно подавать обед и пригласил за стол меня одну. Судя по тому, с какой скоростью выполнялись его приказы, гайки он закрутил неслабо. А судя по успешному возвращению, мятеж благополучно удав… то есть, подавлен.
— Кто тебя так? — я осторожно коснулась его шрама. Пока слуги спешно расставляют блюда, есть немного времени на разговоры. Потом он, оголодавший с дороги, ничего не скажет, пока не налопается до отвала.
— Ульса, — он поморщился. — Осторожней, милая, ещё болит.
— Но как…
— …как я проворонил его удар? — невесело хмыкнул Дойлен. — Очень просто. Смотрел тебе вслед. Запомнить хотел получше… напоследок.
— Как всегда, всё зло от баб, — хмыкнула я. — Ты поешь, потом расскажешь. Хорошо?
Всё как прежде. Только нет больше между нами магических преград, но есть его глаза, в которых светится прежняя радость. Есть уважение, которое мы испытываем друг к другу. Есть едва зажившая рана и незнакомая суровая складка между бровей… Что ж, мой дорогой, назвался груздём — полезай в кузов. Назвался государем — читай Макиавелли, а в отсутствие сей полезной для правителя книги слушайся собственного цинизма.
С обедом Дойлен расправился так же быстро, как и с мятежниками, и тут я вцепилась в него, как клещ в собаку.
Он знал, что я не отвяжусь, пока всё не узнаю, и рассказал…
…Удар чуть не вышиб из него дух.
Когда он пришёл в себя, голова разламывалась на куски, а над ним стояли двое неблагонадёжного вида типов с короткими дешёвыми мечами. Ульса что-то бормотал под нос. Дойлен только и сумел разобрать что-то вроде"…будет только хуже". И услышал мой вопль. Почти звериный.
Портал погас.
Вокруг слышались отрывистые крики, хлопали выстрелы. Но "щит", поднятый Ульсой, надёжно защищал всех четверых вместе с артефактом. Пули лишь бессильно высекали искры из магической преграды.
Он упал не слишком удачно, придавив всем телом правую руку с зажатым в ней пистолетом. Типы с мечами наверняка караулят каждое его движение, внезапности в любом случае не будет. Ну, одного пристрелит, а второй его железякой ткнёт. Будет больно, неприятно, и вполне можно лишиться последней возможности как-то повлиять на ситуацию. Потому Дойлен лишь хрипло застонал и вяло зашевелился на камнях мостовой, стараясь, чтобы не услышали щелчка: он осторожно поставил курок ТТ с предохранительного взвода на боевой.
Не зря учился, разбирал эту демонскую машинку, собирал снова, заряжал и стрелял.
Дойлен увидел, как двое подозрительных типов тащат сюда безвольное тело. Меня. Зачем?
— А, дорогой ученик очнулся, — насмешливый голос Ульсы заставлял скрежетать зубами от ярости. — Как это любезно с твоей стороны — поделиться добычей со старым немощным учителем. Впрочем, ты своё дело сделал. Артефакт должны контролировать двое. Следовательно, ученица мне пока нужна, а ты — нет… Убейте его.
Сам мараться не пожелал, чистоплюй. Это его и погубило.
