Иван Коновалов - Сержант и капитан
В первый день, когда Никита пришел в компанию, она казалась ему очень ярко освещенной и жизнерадостной, после двух недель работы он заметил лампы дневного света и автомат для продажи шоколадок. Сейчас он видел только тусклые матовые плафоны с застрявшими в них испуганными насекомыми, в отчаянии бьющимися о стекло, и сильно растоптанный, серо-зеленый в красную крапинку, основательно разъехавшийся по швам линолеум коридора.
Кабинет Позднеева — старшего. Секретарша, стараясь соблюсти приличия, встала перед дверью с прижатыми к груди папками:
— Никита Иванович, приказали ожидать окончания мероприятия.
Из противоположной стороны предбанника выдвинулся близкий контактер третьего вида. Человек с недавно собранным лицом, потерявший железную маску. Лицо металлически-четко проговорило заученную фразу:
— Вам же сказали, подождите.
— Проиграл. Удаляюсь, — признал Никита поражение. Железная маска опрометчиво повернулась в другую сторону. Никита уже понял, что она думала на секунду позже, чем говорила. Никите это было достаточно. Послав воздушный поцелуй секретарше и показав палец медленно разворачивающемуся железному дровосеку, он вошел в кабинет к начальнику.
Картина, представшая перед ним, больше напоминала заседание итальянского парламента. Все что-то решительно доказывали друг другу. Никита никогда не видел в кабинете начальника столько людей. Там сидело человек пятьдесят. Похоже, что собрали не только всех прорабов со всех строительных объектов, но и бригадиров. Никита смиренно сел на один из немногих свободных стульев, стоявших у стены. Он толкнул в бок локтем корчащегося в непривычном двубортном костюме и полузадушенного правильно завязанным галстуком бригадира:
— Шеф выступал?
Бригадир, прижимая к груди почетную грамоту, благостно махнул головой.
— А замы?
Бригадир наклонился к уху Никиты и доверительно сообщил:
— Оба следующие. Вначале Роман Евгеньевич, а после — Антон Павлович.
Никита знал, откуда появляются докладчики на этих строительных форумах. Почти незаметная дверца слева от сидящего за длинным столом Позднеева-старшего. Один раз Никита сам выходил оттуда с докладом о прорехах в системе безопасности фирмы. Позднеев-старший когда-то был исключен из партии и теперь терпеть не мог стоящих в очередь докладчиков старого образца и шумно перебирающих страницы с цифрами, известными заранее. Докладчик должен был появляться неожиданно, ласкать его слух и удивлять присутствующих.
В длинной комнате было очень душно, воздух плавился и гудел, гоняя волны от стены к стене, периодически поднимающиеся от стола в головы прорабов и менеджеров создавали круговороты, утягивая последний свежий воздух. Все уже устали и хотели курить, уйти или хотя бы прилечь. Никита встал и пошел вдоль длинного стола. Позднеев-старший уставился на него, не понимая, что происходит. Проходя мимо него, Никита указал на собравшийся за продолговатым столом народ и одними губами, не издавая звуков, произнес: «Продолжайте. Народ не поймет. Потом объясню».
Маленькая дверца поддалась легко.
— Никита, ты как здесь? — одновременно вскрикнули Костоватый и Петраков.
— А очень просто. По делам зашел. Завез вам, Роман Евгеньевич, ваши браслеты. А вы, Антон Павлович, идите выступать первым.
Никита сел в единственное в этой комнатушке кресло. В одной руке — наручники для Петракова, в другой пистолет, направленный в ту же сторону. — Надевайте, Роман Евгеньевич. — Никита бросил наручники Петракову.
Костоватый, сказав многозначительное «ага», тут же вышел за дверцу, и с той стороны послышался его бодрый убедительный голос:
— Господа, а кто хочет, товарищи, мы на данный момент добились, а кому нравится, достигли, непревзойденных результатов в строительстве нового жилья и великолепных показателей в реставрации старого, если вы не против данного каламбура.
Овации заглушили его последнюю фразу.
— Никита Иванович, я не понимаю, что вы там себе придумали, — Петраков холодно поежился под направленным ему в лоб пистолетом.
— Но у нас есть несколько минут договориться. Чего ты хочешь?
— Ничего, Мне все ваш брат рассказал. — солгал Никита. Примитивная, но действенная провокация на откровенный разговор. — Такой же мерзавец, как и вы. Вопрос первый — что такое ДК ВКП?
— Вы даже до этого добрались? Лихой вы сыщик. ДК ВКП — это «Дон Кихот» в кожаном переплете, — через силу усмехнулся Петраков.
— Значит, туда коммунистический функционер Бабков спрятал вырванный из дневника капитана Корнилова лист с описанием спрятанных сокровищ. В «Дон Кихота» в кожаном переплете четырнадцатого года издания, перед тем, как за ним пришли.
— Послушайте, Никита, — Петраков сделал почти незаметное движение в сторону преграждаемой Никитой двери. Тот угрожающе повел стволом. — Послушайте, — отступив, продолжил Петраков, — я вам предложил договориться, а не играть в вопросы и ответы.
— А Балашофф ваш двоюродный брат, — продолжил Никита, не слушая его. — Виктора Бабкова, который после фашистского плена попал в Америку, а вы — сын Евгения Бабкова, который погиб на фронте в сорок втором году. Все знают, что вы воспитывались в детдоме. И скорее всего, получили там другую фамилию, как сын врага народа. Хотите знать, как я догадался?
— И с какого это потолка вы взяли, что какой-то Балашофф — мой двоюродный брат? Я эту фамилию только один раз от Сергея Борисовича слышал.
— Вы сами мне сказали. По телефону. Ваш брат был в тот момент якобы в туалете. На самом деле он мертв. Если останетесь в живых, рекомендую вам прислушиваться к незнакомым голосам. Звоня на трубку Балашова, вы назвали его братом. Не его же отморозков. Вы выросли в детдоме, а Балашов — единственный ребенок в семье. О Викторе Бабкове, он же Виктор Балашофф, я знал немало. Но Евгений Бабков, который погиб в Сталинграде… У него же могла быть семья и могли быть дети. И понял я в тот момент, что вы, Роман Евгеньевич, и есть его сын и брат американца. Иначе почему бы вы его назвали братом? Вам. детдомовцу, через много лет нашедшему брата, наверное, очень нравилось произносить это слово — «брат». И комедию вы эту с Балашовым на Тверской специально разыграли, чтобы запутать меня окончательно. Таинственное исчезновение из номера, киношные угрозы и водевиль с перестрелкой, которая, признаюсь честно, убедила меня в том, что Балашофф не хитрый враг, а случайная жадная жертва. И мне понятно, за что вы убили Антипова.
Потерявший надежду прорваться Петраков безразлично пожал плечами.
— А Дмитрия зачем вы втянули в игру? — спросил Никита.
