Джефф Лонг - Преисподняя
— Что я вижу!
— Пенис, ну и ну!
— Не сказать, чтобы крупный.
— У моего парня примерно такой был.
Однако, дурачась и отпуская шутки, они не забывали скрупулезно записывать данные. Более крупный оказался кормящей самкой в течке. Другой — мужского пола; коренные зубы — с тремя бугорками, разрушенные; затвердевшие подошвы, обломанные когти, язвы в тех местах, где локти, колени и плечи терлись о камни. Эти и некоторые другие возрастные признаки исключали предположение, что он — детеныш самки. Вероятно, солдаты поймали «супружескую пару». Самку дома явно ждал детеныш, и, возможно, не один.
Придя в себя после воздействия успокоительного, звери судорожно затрепыхались. Они пришли в сознание и тут же, получив шок от яркого света, снова впали в ступор.
— Не ослабляйте путы, они кусаются, — распорядился Уокер, когда животные, подергавшись, впали в полубессознательное состояние.
Такие миниатюрные — невозможно, чтобы это были хейдлы, которые вырезали целые армии, расписывали пещеры наскальными рисунками и веками пугали человека.
— До Кинг-Конга им далеко, — заметила Али. — Посмотрите, каждый весит не больше тридцати фунтов. Ваши веревки их задушат.
— Не могу поверить, что вы сломали ей крыло, — сказал Уокеру биолог. — Ведь она, наверное, просто охраняла свое жилище.
— Это еще что? — резко встрял Шоут. — Неделя защиты животных?
— У меня вопрос, — начала Али. — Сегодня утром мы выступаем. А как же они? Возьмем с собой? Они ведь не комнатные зверушки. Нужно ли было их вообще забирать сюда?
Лицо Уокера, вначале довольное, вытянулось. Он явно решил, что на нее не угодишь. Шоут это заметил и кивнул Али, словно хотел ее похвалить.
— Теперь, раз уж они тут, — пожал плечами геолог, — мы не можем упустить такой шанс.
У них не было ни сетей, ни клеток, ни каких-либо фиксирующих устройств. Пока звери оставались неподвижными, биологи завязали им челюсти и привязали к рамам ящиков, растянув руки и крылья, и примотали ноги проволокой. Размах крыльев был невелик — меньше роста.
— Могут ли они летать по-настоящему? — спросил кто-то. — Или они просто приспосабливаются к условиям и планируют с высоты?
Следующий час ученые с жаром обсуждали подобные детали. Так или иначе, но все согласились, что животные принадлежат к подотряду полуобезьян, отколовшемуся от генеалогического дерева приматов.
— Посмотрите — почти человеческие лица вроде тех высушенных голов, что показывают на антропологических выставках. Какие вот у этого размеры черепа?
— Если относительно размеров тела, можно сравнить с приматами миоцена, в лучшем случае.
— Ночные разбойники, я так и знал, — сказал Сперриер. — Посмотрите на ринарий — влажный участок, где верхняя губа соединяется с носом. Как у собак. Думаю, это лемуровые. Случайно образовавшаяся колония. Подземная экологическая ниша оказалась для них доступна, и они размножились. Быстро адаптировались. Образовали разные виды. Для расселения, как известно, достаточно одной беременной самки.
— А крылья, черт бы их побрал?
Звери снова начали вырываться. Ничего не видя, они медленно извивались. Один издал звук — что-то среднее между лаем и писком.
— А чем, интересно, они питаются?
— Насекомыми.
— Они ведь могут быть и плотоядными — видите, какие резцы.
— Вы целый день собираетесь проговорить? — Это подошел Шоут.
И прежде чем его успели остановить, он вынул боевой нож — обоюдоострый, с кровостоками — и одним движением отсек самцу голову.
Всех словно оглушило.
Первая опомнилась Али. Она оттолкнула Шоута. Шоут был не такой здоровяк, как солдаты Уокера, но достаточно крепкий. Во второй толчок она вложила больше силы и сумела отодвинуть его на шаг. Он отплатил тем же — от души толкнул ее в плечо. Али пошатнулась. Шоут быстро отвел нож в сторону и вниз, словно боялся, что она порежется. Они молча смотрели друг на друга.
— Успокойтесь, — велел Шоут.
Али знала, что потом раскается. В тот миг ее переполнял гнев, и она готова была сбить его с ног. Чтобы отвернуться, ей пришлось сделать над собой усилие. Али подошла к обезглавленному животному. Из разрубленной шеи вытекло на удивление мало крови. Рядом бешено билось другое, цепляясь за воздух когтистыми лапами.
Остальные протестовали вяло.
— Ну вы и тип, Монтгомери!
— Заканчивайте, — ответил Шоут. — Вскрывайте его, снимайте, варите череп, что там еще нужно. И пакуемся.
И замурлыкал песенку Вилли Нельсона «Снова мы в пути».
— Варвар, — пробормотал кто-то.
— Ну перестаньте, — отозвался Шоут и указал ножом на Али, — наша добрая самаритянка сама сказала — это вам не домашние зверушки. Взять их с собой мы не можем.
— Вы отлично поняли, о чем я говорила, — возмутилась Али, — их нужно отпустить. Хотя бы того, который остался.
Оставшийся зверь уже не вырывался. Он поднял голову и принюхивался, слушая их голоса. Его внимание казалось каким-то неприятным.
Али ждала, что еще кто-нибудь вмешается, но все молчали. Значит, выступать ей.
Она вдруг почувствовала себя отдаленной от этих людей, чужих и непонятных. Такое ощущение было не ново. Она всегда немного отличалась от окружающих. В детстве — от одноклассников, в монастыре — от других послушниц; отличалась всегда. Почему-то Али ожидала, что здесь будет иначе, и теперь почувствовала себя глупо. Но тут же поняла, в чем дело. Прочие отстранились от участия, поскольку считали, что это ее область. Ведь она монахиня. Ей и выступать в защиту милосердия. Она показалась себе смешной. Что теперь делать? Извиняться? Уйти? Али посмотрела на Шоута, который, ухмыляясь, стоял рядом с Уокером. Черта с два она ему уступит!
Али достала свой швейцарский нож и попыталась открыть лезвие.
— Что вы делаете? — удивился биолог.
Али прокашлялась.
— Хочу ее отпустить.
— Али, думаю, сейчас это не лучший выход. У нее ведь сломано крыло.
— Их вообще не следовало ловить, — сказала она, продолжая дергать за лезвие; оно оказалось очень тугое. Все против нее! Али почувствовала, как глаза наполняются слезами, и опустила голову, чтобы волосы упали на лицо.
— Отойдите с дороги! — раздался чей-то голос позади толпы.
Образовалась небольшая давка, потом толпа резко распалась. Али удивилась даже больше остальных. К ней шагнул Айк.
Его не было видно уже больше трех недель. Он изменился. Волосы лохматые, чистая белая рубашка куда-то делась, вместо нее — заношенная камуфляжная майка. На руке красовалась полузажившая рана — он замазал ее красной охрой. Атаи уставилась на его руки — обе покрыты шрамами и отметинами, а тыльные стороны предплечий — печатными буквами, как это делают студенты для шпаргалки.
