За линией Габерландта - Вячеслав Иванович Пальман
- Ты иди, я приду сейчас, - больным голосом сказал Саша. - Посижу немного, отдышусь.
Когда я уходил, он добавил:
- Ты уж, пожалуйста, молчи. Знаешь, какие ребята…
Кивнув ему, я пошел к палатке. Совсем рядом.
Ребята сделали через протоку мост - просто свалили на берегу две лиственницы, и они легли с берега на берег.
За мостом, перед палаткой, горел костер. Рядом успели утоптать маленькую площадку. В палатке никого не было. Понятно, на работе. Дрова прогорали, над огнем сиротливо висели котелки. Из палатки шмыгнули в сторону два бурундука. Они обиженно пискнули и, отбежав пять шагов, встали на задние лапки, любопытно вытянув глазастые мордочки. Отлично. Все здесь в порядке. Бычков выбрал подходящее местечко.
Я подождал Сашу. Он явился минут через двадцать, шмыгнул в палатку, повозился там и вышел ко мне повеселевший.
- Ну и дела… - сказал он и подозрительно покосился: не смеюсь ли?
- Бывает, - ответил я. - Где ребята?
- А вон там. - Он показал рукой в лесок. - Съемку делают, репера ставят. И как на грех, мой Казак убежал с ними. Он бы дал жизни этому желтоглазому…
- Да уж, дал бы… - Я вспомнил маленького глупого щенка, которого раздобыл Саша Северин в день отъезда. - Разорвал бы, а?..
Саша засмеялся.
- Ты уж молчи, - попросил он еще раз.
- Ладно, промолчу. А ты привыкай.
- Чего ты не стрелял? Тоже боялся? У тебя же ружье.
- Дробь. А раненый медведь - зверь очень опасный.
- Здоровый, чертяка. Как он на меня смотрел! Брр!.. Жуть! Есть хочешь? - спохватился он, увидев, что я заглядываю в котелок.
- Нет, я потом, с вами. А сейчас пойду. Лопата у тебя есть?
Захватив кирку и лопату, я пошел по острову.
Ну, знаете, этот остров - просто находка. Земля темная, песчаная, видно, много наносов с реки приняла. Везде стояла прошлогодняя трава чуть не в палец толщиной, вейник кистями по ушам бил - такой высокий. Если уж черемуха росла, то в обхват. Если лиственница - в три обхвата. Мощная растительность говорила о сильной земле, о хорошем микроклимате. Сколько тут можно выкроить пашни!
Ребят я увидел в лесочке, они рубили просеку. Бычков сидел на бревне и что-то писал. Он первым заметил меня. Серьезное лицо топографа выразило удовлетворение.
- А, явился! Давно ждем. Как тебе местечко, нравится? Знаешь, мы уже определили район совхоза или отделения, не знаю, что тут будет. Вон там поселок, ближе к протоке коровники, под теплицы есть участок повыше. Только землю не рыли, это ты уж сам.
Когда возвращались в палатку, далеко услышали голос Саши. Он во все горло пел: «Любимый город может спа-ать спокойно…» То ли воодушевлялся, то ли страх отгонял.
Казак сломя голову кинулся на голос к своему хозяину.
- Господи! - сказал Смыслов и возвел очи к небу. - На муку идем. Укачал он нас этой строчкой!
Поужинав, мы залезли в палатку и легли на свои походные кровати. Помолчали, помечтали. Вдруг Бычков сказал:
- Вася, сыграем партию-другую?
Все засмеялись. Смыслов обиженно прогудел:
- Хватит. Ну посмеялись - и будет. Сколько можно…
Серега Иванов вздохнул раз-другой. Не удержавшись от воспоминаний, сказал:
- Учился я в прошлом году на курсах - как в цветнике жил, братцы. Одни девушки. Два парня и тридцать семь девчат, вот какая пропорция.
- Красивые? - сдавленным голосом спросил Смыслов и беспокойно заворочался на своем жестком матрасике.
- У-ух! Ты не представляешь себе! Они над нами всякие шутки шутили. Особенно одна, ее Светочкой звали. Я ей как-то говорю…
- Перемени пластинку! - крикнул Саша со двора, где он возился с посудой. - Неужели интереснее ничего нет?
Северин не выносил, когда говорили о женщинах.
- Заткни уши, - посоветовал ему Смыслов через брезент и повернулся к Сергею. - Ну-ну, значит, ты ей говоришь…
В это время Саша во весь голос начал: «Любимый город может спа-ать спокойно…»
- Слышь, ты! - заорал Василий. - Закройся, пожалуйста, а не то…
Но Северин пел так увлеченно, столько души вкладывал в свое «та-ра-ра-ра, та-ра-ра-ра, та-ра-ра-ра», что к палатке начали слетаться сороки и в пять глоток стали передразнивать нашего повара. А Смыслов перебрался на топчан к Сергею и тот уже шепотом досказал ему, как весело и трудно жить двум парням в девичнике из тридцати семи смешливых студенток.
Над палаткой таинственно и строго шумела тайга.
Поздний вечер, а еще светло. Мы отдохнули и опять пошли в лес рубить просеки. Северин пошел с нами: наверное, боялся оставаться один. Казака закрыли в палатке.
- Стереги имущество, - внушил ему Саша.
Нам далеко было слышно, как воет в палатке одинокий, несчастный Казак. На лице у Саши - признаки страдания. Он ожесточенно, до пота рубил кусты и, чтобы не слышать рыданий любимца, сквозь зубы тянул свою разлюбезную песню.
Так проходят два дня. Петра Зотова почему-то все нет. Начинается дождь. Вынужденный выходной. Бычков выдает нам по сто граммов спирта. Саша ставит на стол брусничный пирог, в который вложил свои поварские знания (испек без дрожжей и без духовки), мы легонько хмелеем, поем все песни, какие приходят на ум, и тут Саше вдруг удается вспомнить еще одну строчку, и он, к общему удивлению, тянет в одиночестве: «…и видеть сны, и зеленеть среди весны».
Неожиданно Северин кладет рыжую голову на грудь Бычкову и, плача и размазывая слезы, в припадке откровенности рассказывает историю измены некой Олечки из Усть-Лабинской станицы, которая, узнав, что ее ухажер всего-навсего повар, уходит от него, насмеявшись над чувствами парня, у которого слишком прозаическая, с ее точки зрения, профессия. Повар… Мы успокаиваем Сашу и, как полагается, твердим, что придет к нему любовь и он встретит такую девушку, которая сама любит поварское дело. Тогда они поймут друг друга наверняка. Но он не верит.
- Все! Точка! Никогда!
Саша мрачнеет и с грохотом начинает мыть посуду. Три часа после этого он молчит, как скала.
А Пети Зотова все нет. В чем дело? Мы с Бычковым покидаем палатку, идем под дождем к протоке. Вода помутнела, прибавилась в берегах. Паводки на севере случаются часто: мерзлота, вода не впитывается.
- Сработались? - спросил я начальника партии.
- Славные парни. С такими хоть к черту на рога. Коллективисты, как у нас говорят.
За протокой слышатся два выстрела. Мы вздрагиваем и останавливаемся.
- Зотов… - говорю я и перебегаю по бревнам на ту сторону.
Бычков осторожно идет позади. За кустами голоса. Мы выскакиваем
