Джон Ле Карре - Команда Смайли
Кафе было оформлено согласно современным представлениям о швейцарской старине. На оштукатуренных колоннах висели пластмассовые пики. Из невидимых громкоговорителей неслась безобидная музыка; доверительный голос диктора каждое объявление делал на нескольких языках. В углу четверо мужчин молча играли в карты. Смайли посмотрел в окно на пустую площадь. Снова пошел дождь, превращая все из белого в серое. Мимо проехал на велосипеде мальчишка в красной шерстяной шапочке, и шапочка, словно факел, мелькала на дороге, пока туман не погасил ее. Смайли заметил, что у банка – двойные двери, которые открываются с помощью электроники. Он взглянул на часы. Десять минут двенадцатого. Щелкнула касса. Зашипела кофейная машина. Игроки начали сдавать карты. На стене висели деревянные тарелки – танцующие парочки в национальных костюмах. На чем бы еще остановить свой взгляд? Несмотря на лампы из кованого железа, помещение освещалось кольцом из трубок, уложенных по потолку, и свет казался очень резким. Смайли вспомнился Гонконг с баварскими погребками на пятнадцатом этаже, такое же ожидание разъяснений, которые никогда не будут даны. «А сегодня – всего-навсего репетиция, – мелькнуло у него в голове, – сегодня даже не подход». Он снова посмотрел на банк. Никто не входит, никто не выходит. Похоже, он всю жизнь ждал чего-то, чему не найти определения, – назовем это решением проблемы. Ему вспоминалась Энн и их последняя прогулка. Решение проблемы в вакууме. Он услышал, как заскрипел стул, увидел протянутую руку Тоби – в Швейцарии здороваются рукопожатием – и сияющее, раскрасневшееся лицо Тоби, словно он только что вернулся с пробежки.
– Григорьевы выехали из своего дома в Эльфенау пять минут назад, – спокойно произнес он. – За рулем – Григорьева. Скорее всего, они погибнут, прежде чем сюда доберутся.
– А велосипеды? – не без тревоги спросил Смайли.
– Как всегда, – откликнулся Тоби, придвигая себе стул.
– На прошлой неделе машину тоже вела она?
– И на позапрошлой. Она на этом настаивает. Джордж, эта женщина действительно сущий монстр. – Официантка без заказа принесла ему кофе. – На прошлой неделе она буквально вытащила Григорьева из-за руля, въехала в столб у ворот и ободрала себе крыло. Паули и Канадец-Билл так хохотали, что мы испугались, как бы в микрофонах не появилось статики. – Он по-дружески похлопал Смайли по плечу. – Слушайте, день грядет преотличный. Поверьте. Хорошее освещение, хороший обзор, остается только сидеть и наслаждаться спектаклем.
Зазвонил телефон, и официантка позвала:
– Герр Джакоби!
Тоби легкой походкой подошел к стойке. Девушка протянула ему трубку и покраснела, в ответ на то, что он ей шепнул. Из кухни вышел шеф-повар с маленьким сыном:
– Герр Джакоби!
Хризантемы на столике Смайли были пластмассовые, но кто-то налил в вазочку воды.
– Чао, – весело произнес в трубку Тоби и вернулся к столику. – Все на месте, все счастливы, – удовлетворенно объявил он. – Съешьте чего-нибудь, о'кей? Получайте от всего удовольствие, Джордж. Это же Швейцария.
Тоби с веселым видом вышел на улицу. «Получайте удовольствие от спектакля, – повторил про себя Смайли. – Правильно. Я написал сценарий, Тоби поставил пьесу, и теперь остается только сидеть и смотреть. Нет, – поправил он себя, – написал пьесу Карла, и порой она доставляет ему немало волнений».
Две девушки в коротеньких юбочках вошли в двойные двери банка. А через секунду за ними последовал и Тоби. «Насаждает в банк своих людей», – подметил Смайли. У каждого окошечка будут стоять двое. После Тоби в банк вошла под руку молодая пара, потом приземистая женщина с двумя продуктовыми сумками. Желтый фургон по-прежнему стоял на том же месте – почтовый фургон ни у кого не вызовет подозрения. Смайли заметил телефонную будку и в ней двоих – возможно, укрылись от дождя. «Двое обращают на себя меньше внимания, чем один», – говаривали в Саррате, а трое – еще меньше, чем двое. Проехал пустой туристический автобус. На башне пробило двенадцать, и с последним ударом часов из тумана вынырнул «мерседес» – в свете его фар блестел булыжник. Неуклюже колыхнувшись, машина подъехала к кромке тротуара и остановилась возле банка, в шести футах от почтового фургона Тоби. «Номера машин Советского посольства кончаются на цифре „семьдесят три“, – предупредил его Тоби. – Григорьева высаживает мужа и пару раз объезжает вокруг квартала, пока он не выйдет из банка». Но сегодня отвратительная погода, Григорьевы, видимо, решили наплевать на правила парковки, а заодно и на правила, установленные Карлой, и понадеялись на то, что дипломатический номер убережет их от беды. Дверца пассажира открылась, и плотный мужчина в темном костюме и в очках, с чемоданчиком в руке заспешил ко входу в банк. Смайли успел только заметить, что у Григорьева густые седые волосы и очки со стеклами без оправы, как на фотографиях, а затем обзор ему перекрыл грузовик. Когда же он проехал, Григорьев уже исчез, но зато отлично видна была внушительная фигура самой Григорьевой, рыжеволосой его жены, которая с напряженным видом женщины-водителя ждала за рулем. «Поверьте мне, Джордж, это сущая змея». Глядя на нее сейчас, на эти твердо сжатые челюсти, на этот набыченный взгляд, Смайли впервые – хоть и осторожно – разделил оптимизм Тоби. Если страх является основным компонентом в процессе подпаливания, то Григорьева, безусловно, человек, которого следует бояться.
Смайли мысленно рисовал себе сцену в банке, разворачивавшуюся так, как они спланировали с Тоби. Помещение там маленькое, и семи человек вполне достаточно, чтобы создать тесноту. Тоби открыл там счет на имя герра Джакоби и положил несколько тысяч франков. Итак, Тоби будет стоять у одного окошка и занимать контролера мелкими операциями. Окошечко обмена валюты тоже не представляло проблемы. Двое людей Тоби, вооруженные целым веером разнообразных ассигнаций, сумеют занять контролера на несколько минут. Смайли представлял себе, как веселится Тоби и как Григорьев, не выдержав, повышает голос. Ему чудилось, как две девушки в коротких юбочках делают двойное сальто: одна небрежно бросает рюкзак к ногам Григорьева и там записывается все, что он говорит кассиру, а скрытые камеры из мешков, рюкзаков, портфелей, скаток с постелью или что там у них есть, снимают каждый его жест и голову. «Это все равно что поставить человека перед карательным отрядом, Джордж, – пояснил Тоби, когда Смайли встревожился по поводу щелчков затворов. – Щелчки слышали все, кроме дичи».
Двери банка скользнули нараспашку. Появились два бизнесмена, оправляя плащи, словно выходя из уборной. Вслед за ними выкатилась приземистая женщина с двумя продуктовыми сумками, а после нее вышел Тоби, болтая с девчонками. Затем появился сам Григорьев. Ничего не заметив, он быстро сел в черный «мерседес» и поцеловал жену в щеку, прежде чем она успела отвернуться. По тому, как она скривила рот, Смайли увидел, что она восприняла это критически, а Григорьев примирительно улыбнулся. «Да, – подумал Смайли, ему есть за что чувствовать себя виноватым; да, – подумал он, вспомнив, как расположены к нему „наружники“, – да, это тоже понятно». Но Григорьевы не уезжали, пока еще нет. Не успел Григорьев закрыть за собой дверцу, как на тротуаре появилась высокая, смутно знакомая Смайли женщина в зеленом лоденовом пальто, постучала по стеклу возле пассажира и принялась читать Григорьевым лекцию о том, какое преступление парковать машину на тротуаре. Григорьев явно смутился. Григорьева же перегнулась через него и заорала на моралистку – Смайли даже расслышал, несмотря на грохот транспорта, слово «дипломат», произнесенное по-немецки с сильным акцентом, – но женщина не уходила, она стояла, держа под мышкой сумку и продолжая распекать их, даже когда они уже тронулись с места. Она наверняка засняла их в машине на фоне дверей банка, мелькнуло у Смайли в голове. Теперь фотографируют через перфорацию – достаточно полудюжины крошечных дырочек, и линзы делают идеальный снимок.
Тоби вернулся и сел за столик рядом со Смайли. Закурил тонкую сигару. Смайли чувствовал, как он дрожит, точно собака после гона за дичью.
– Григорьев, как всегда, снял десять тысяч, – выпалил Тоби. Говорил он по-английски, захлебываясь словами. – Как и на прошлой неделе, как и на позапрошлой. Мы теперь имеем, Джордж, картину в целом. Мальчики очень счастливы, девочки тоже. Джордж, я серьезно: они просто фантастические. Самые лучшие. У меня еще никогда не было такой хорошей команды. Так что вы о нем думаете?
Смайли, не ожидавший такого вопроса, рассмеялся.
– Григорьев, безусловно, под башмаком у жены, – произнес он.
– И малый славный, ну, вы меня понимаете. Разумный. Я думаю, он и поступит разумно. Это моя точка зрения, Джордж. Мальчики тоже так думают.
– А куда Григорьевы отсюда едут?
Резкий мужской голос прервал их разговор:
