Под кожей – только я - Ульяна Бисерова
Лука захлопнул дверь и повалился на кровать. Когда он открыл глаза, была глубокая ночь. Сквозь полуоткрытую створку окна, подернутую бельмом инея, пробивался рассеянный лунный свет. Лука выдохнул невесомое облачко пара и накрылся темнотой, как тяжелым бархатным пледом.
Он проснулся, почувствовав чужое присутствие. Сквозь неплотно задернутые шторы лился яркий солнечный свет. На краешке его кровати сидела Ли Чи, свежая и ясная, как зимнее утро. Лука запустил пятерню в спутанные волосы и кое-как пригладил вихры.
— Прости, что разбудила. Но уже почти полдень. А мне так не хотелось завтракать в одиночестве.
— Хорошо. Дайте мне пять минут.
Когда он вышел из ванной комнаты, камердинер уже накрыл стол и застелил смятую постель.
— Ты не против, если мы позавтракаем прямо здесь, а не в парадной столовой?
— Да, конечно, как скажете.
— Мне показалось, вчера мы уже перешли на ты? Благодарю вас, вы свободны, — сказала Ли Чи, обращаясь к камердинеру. Тот церемонно поклонился и с выражением оскорбленного благочестия на вытянутом лице покинул комнату, бесшумно притворив дверь. — Мне кажется, что даже картины в этом доме сверлят меня враждебными взглядами. И даже если я проживу здесь сто лет, местная прислуга все равно будет считать меня пришлой чужачкой и шептаться за спиной.
— О, вот тут мы примерно на равных, — буркнул Лука, наливая черный кофе в крошечную фарфоровую чашку.
— А вот и нет. Во-первых, ты мужчина. А не сумасбродная вертихвостка, которая вскружила голову мессеру, а затем уморила его: подсыпала яд и свела в могилу. И советника извела — не иначе, как ведьма. Да-да, представь, вот о чем шепчутся горничные, протирая фамильное серебро и расставляя в залах вазы с цветами. А во-вторых, третьих, пятых и так далее, ты — Вагнер, и этим все сказано.
— Нет. Я обычный парнишка, выросший в бедных кварталах Гамбурга. Я совершенно не разбираюсь во всяких там этикетах-шметикетах, не говоря уже о политике. Я никогда не мечтал жить во дворце. И я уж точно не тот, кто сможет управлять страной.
— Конечно, нет. Но ведь никто и не пытается взвалить это на твои плечи.
— Точно, я и забыл, что вы еще не в курсе. Советник Юнг, разумеется, не сидел без дела и уже разузнал, что написано в завещании. Это звучит, как полный бред, и может быть, перед смертью Вольфганг Вагнер чуток повредился рассудком, но он передал жезл мессера не Тео, которого готовили к роли наследника с пеленок, а мне. Мне, которого он не ставил ни в грош. Ну не издевка ли?
— Что?.. Это правда?
— Да, и Юнг, кажется, всерьез намерен стать советником третьего по счету мессера. Впрочем, я вполне допускаю, что этот крепкий старикан еще станцует на моих похоронах.
Ли Чи не улыбнулась шутке.
— Ты никому и ничем здесь не обязан. И лишь тебе решать, как прожить свою жизнь. Ты же мечтал о море, странствиях, приключениях, разве нет? Получив свою долю наследства, ты можешь купить самую быстроходную яхту. Бороздить моря под парусом и быть свободным, как северный ветер, — неужели ты предашь свою мечту?
— А как же Ганза? Главы семейств перегрызутся, выясняя, к кому перейдет жезл мессера.
— Разве тебе не все равно?
— Да, наверное… Не знаю.
— Пойми, это все — большая политика. Там нет места порядочности, честности, справедливости. Победу в переговорах там одерживает пронырливый и изворотливый интриган, который торгует жизнями людей, как лежалым товаром. Так может, не лезть в это змеиное логово? Забыть все, как страшный сон. Это не твоя ноша. Но ты прав — если ты просто снова исчезнешь, Ганзу будут раздирать распри. Ты должен вступить в права наследования.
— Но вы же только что сами отговаривали меня!
— Да, ты должен наследовать жезл мессера. На небольшой срок. А потом обозначить преемника. Вот и всё.
— Преемника? Но кого?
— Уверена, наследники влиятельных семей выстроятся в длинную очередь. Остается только выбрать наиболее достойного. Или хотя бы наименее отвратного.
— Я видел их однажды. На собрании у мессера Герхарда. Он говорил тогда о тайных врагах, о том, что необходимо выслать всех неганзейцев к дальним рубежам… И не нашлось ни одного человека, достойного, здравомыслящего, который осмелился бы открыто возразить ему.
— Ну, в таком случае, назови кого-то не из их круга.
— Нельзя же просто ткнуть пальцем в первого встречного!
— Почему бы и нет?
— Нет, так не годится. Это же не игра.
— Что ж, в таком случае, передай жеззл мне.
— Вам?
— А что? Вообще-то как вдова прежнего мессера и опекун Тео, я имею на это больше прав, чем кто-либо. К тому же это здорово разозлит ганзейских напыщенных индюков, не так ли?
— Да, неплохая шутка.
Ли Чи звонко рассмеялась. Луке показалось, что в ее смехе слышались визгливые нервические нотки.
— Мне пора, — сказала она, легко сжав его руку прохладной узкой ладонью. — До церемонии оглашения еще столько дел. А ты пока отдыхай. И ни о чем не беспокойся.
Камердинер вошел в комнату, чтобы прибрать стол. Столовые приборы и тарелка Ли Чи остались нетронутыми: во время завтрака она не съела ни крошки.
Глава 7
Дни, оставшиеся до церемонии, пролетели быстро, и каждый был расписан буквально по минутам: от имени Луки Ли Чи устраивала бесконечные званые ужины, благотворительные концерты и балы и прочие великосветские увлечения, где ему отводилась роль механического манекена, который обучен лишь улыбаться, пожимать руку и произносить с десяток вежливых пустых фраз, подходящих к любому случаю.
— Зачем это все? Я чувствую себя разряженной макакой, — сквозь улыбку шипел он, когда Ли Чи вела его через забитый гостями зал, чтобы представить послу Швеции.
— Необходимо примелькаться, войти в круг этих снобов, чтобы они перестали морщить нос при упоминании твоего имени. Будь добр, не сутулься и не шаркай ногами, ты же не узник замка Иф.
— Разве? — саркастически удивлялся Лука.
Накануне оглашения завещания в резиденцию Вагнеров со всех концов Ганзы и сопредельных земель стали съезжаться представители наиболее могущественных кланов. Челядь сбилась с ног, стараясь разместить гостей и оказать полагающиеся им по рангу и статусу почести. Случайно столкнувшись в парке с прогуливающимся отставным
