Тридцать один. Часть I. Ученик - Роман Смеклоф
– Не узнают, – уверенно бросил он, и вынув из бездонной сумки, направил на меня деревянную игрушку, искусно вырезанную фигурку кузнеца с молотом.
– Давно в такие не играю, – ошарашено заметил я.
– А голем сыграет! – пояснил дядя.
Евлампий попытался хлопнуть, но ладони так и не коснулись друг друга. Оливье нажал на крючок. Сработал механизм, и деревянный кузнец двинул молотом по наковальне. Проскочила голубая искра, и выпалила в голема. Попала между ладоней и среди камней проскочили разряды, опоясав сеткой молний тело Евлампия. Он медленно опустил руки и замер.
– Что с ним? – вскрикнул я от неожиданности.
Оливье спрятал деревянную игрушку, вместо неё вынув кусок вяленого мяса и, махнув им, протянул мне.
– Подкрепись, сбледнул совсем. Нам пора убираться. Даже без твоего каменного стукача, здесь всё скоро будет кишеть магами!
– Но… – пробормотал я, жадно пережевывая жёсткое мясо.
– Никаких но! А то ещё про веретено расскажу! – зло предупредил дядя. – Голем очухается, но забудет что было. Расскажешь про хранителя Силы, заморю голодом!
Я чуть не подавился остатками мяса и, с трудом сглотнув, кивнул.
– Но…
– Послушай! – уже мягче сказал Оливье. – Ты вытащил меня из междумирья, и я прощаю тебе угробленную карьеру. Если бы мог, – он потёр горло и кашлянул. – С радостью выложил бы всё про хранителей и поглотителей, но заклятье задушит меня без всяких ошейников. Так что засунь свои орочьи вопросы поглубже и помалкивай!
Я закрыл рот и ещё раз кивнул.
– Лучше быть живым толстолобиком, чем дохлым левиафаном, крысёныш, – по-отечески посоветовал дядя.
Глава 13. Путешествие без портала
Голем громыхнул, подпрыгнул, покрутил руками и повернулся.
– Что со мной?
– Лез куда не надо, вот молнией и бахнуло! – отмахнулся дядя. – Крысёнушу чуть башку не спалило, дёшево отделался. Валим пока фей не оклемался.
– Душегуб живой? – удивился я.
– Что ему будет? – проворчал Оливье. – Любителя гнилой рифмы и изощрённых наказаний чарами не изведёшь.
– Не помню молнию, – пожаловался Евлампий.
– Остатки разума растерял, – сердобольно заметил дядя. – Чуть напрочь не заклинило!
– Мы прошли заросли?
– Привязался, как рыба-присоска. Засохни! Некогда по прошлому тосковать, – строго сказал Оливье.
– Как мы выберемся? – пробормотал я, склонив голову.
Ни на дядю, ни на голема смотреть не хотелось. Поэтому я рассматривал архивариуса. Старик бледной тенью выделялся на фоне почерневшей травы.
– Быстро и с салютом, но придется покопаться!
Схватив меня за шиворот, Оливье зашагал к перевернутому дереву. Я старался идти с ним в ногу, чтобы не упасть.
– Слышал про радужный мост?
– Его разрушили после мировой войны. Он соединял Благодатные земли и Отдельный мир, – не дав мне ничего сказать, затараторил Евлампий.
– Точно, булыжник. Радужный мост связывал не только Благодатные земли и Отдельный мир. Три луча из Подгорного царства, Таньшана и Фейри Хауса сходились в Благодатных землях в один. Их заперли, но мы приоткроем.
– Это запрещено! – возмутился Евлампий.
– Освещено! – гаркнул дядя. – Было, когда тебя молнией шандарахнуло, жалко не испепелило, – вздохнул он.
– Молния мне не вредит, только делает сильнее.
Оливье не стал отвечать, мы подошли к перевёрнутому дереву.
– Смотри, у земли должна быть нора, а в ней горшок.
– Горшок? – переспросил я.
– Горшок, – передразнил дядя.
– Зачем нам горшок? – спросил я.
– Для фикуса! – разозлился Оливье. – Посадим, и подождём пока в Благоград прорастёт! – и добавил сквозь сжатые губы. – Из него начинается радуга!
– Так и есть! Но нам нельзя его выкапывать и открывать, мы же не хотим восстановить радужный мост? – вмешался Евлампий.
– Ты оставайся, гниль подкильная! – отрезал дядя. – А я лучше отбуду.
Он подтолкнул меня к норе.
– Лезь!
– Но, Отдельный мир, – засомневался я.
– Лезь, фей очнется и закроет горшок…
– Вы не можете быть так уверены! – возразил голем.
– В тридцати мирах вообще ни в чём нельзя быть уверенным. Лезь!
Я подчинился. Опустился на четвереньки и заглянул в дыру.
– Не надо! Закон нарушать нельзя, – посуровел голем.
Я не ответил. Вздохнул и протиснулся в нору. Желание жить – сильнее любых правил. А страх перед тёмными ямами можно и преодолеть. Тем более, это единственный путь из мира фей.
Влажная земля скользила. Руки разъезжались, и я всё время хватался за корни и стенки норы. Не видно было не зги, поэтому полз на ощупь, то и дело стукаясь головой об потолок. Слава источнику, корячиться пришлось недолго, я долез до дна. А когда глаза привыкли к темноте передо мной предстал увесистый медный горшок с ручками и крышкой, запертый навесным замком. Как, спрашивается, его открывать? Сбоку растопырились три сундука. Большой, поменьше, ещё меньше и самый маленький. Видать феины сокровища. Бесценные, ценные и всякое барахло.
Я подполз к самому большому, с неплотно закрытой крышкой, и заглянул внутрь.
– Лазить в чужих вещах – преступление, – напомнил о себе голем.
– Преступление болтать без умолку, – парировал я.
– Наставление – не преступление! – не унимался Евлампий.
– В рифму, – фыркнул я. – Никак от Душегуба стихоплётством заразился!
Голем заскрипел камнями, но достойного ответа так и не придумал.
В сундуке скрывался потёртый футляр с выдавленной монограммой: нож, продетый между зубцов вилки и опоясанный витыми буквами «Еда для наслаждения».
– Это чудо! – воскликнул голем, забыв о нравоучениях.
Я бы не согласился, но надпись интриговала. Под футляром на чёрном бархате в креплениях покоились ложки. Под крышкой крепились вилки и ножи. Комплект насчитывал тридцать приборов, без одной ложки.
– Утерянное творение мастера Правши, – покачал головой Евлампий. – Такая ложка была у Оксаны во время боя за ключ Отдельного мира. Она сняла ею проклятье.
– Этой ложки, как раз не хватает, – согласился я. – Интересно, как она к ней попала?
– Какая разница, – возмутился голем. – Такому сокровищу не место в сырой норе. Все миры должны любоваться им! Забери!
– Ты же говорил, что лазить в чужих вещах – противозаконно! – опешил я.
– Преступление бросать столовый набор мастера Правши в грязной дыре! – завопил Евлампий.
Я злобно на него посмотрел и закрыл футляр.
– Бери! – прошипел голем.
Повертев в руках дорогой футляр, я решил, что смогу его продать.
– Чего возишься, пожиратель планктона? – закричал снаружи Оливье.
Запихав трофей за пазуху, я развернулся и, уцепившись за ручку горшка, полез наверх. Как только я показался из норы, дядя перехватил горшок. Отнёс от дерева и небрежно шмякнул об землю.
– Нельзя нарушать закон, – занудил Евлампий. – Даже вынужденно.
Я прожёг голема взглядом. Проклятый лицемер вспыхнул бы, как огневой пень, обладай я магией.
Оливье же не удостоил его даже поворотом головы, задумчиво возясь с замком.
– Волшебный! – наконец заявил он.
Голем облегченно выдохнул.
– Поищем другой путь.
Я хотел согласиться, а вот дядя – нет.
– Утопни, замшелый
