Десмонд Бэгли - Ураган Уайетта
— Где ваш командир? — прокричал Уайетт.
Солдат большим пальцем ткнул в сторону склона.
— Далеко?
Солдат выкинул три пальца — триста футов или метров? В любом случае далековато. Удивленные карие глаза посмотрели, как Уайетт отполз от окопа, и скрылись опять под шинелью.
Уайетт потратил немало времени, чтобы отыскать офицера. Когда он нашел его, то обнаружил, что уже видел его в штабе Фавеля. К счастью, и тот узнал Уайетта, и его губы расплылись в белозубой улыбке.
— Привет белому человеку, — прокричал он. — Спускайтесь сюда.
Уайетт втиснулся в окопчик офицера. Переведя дыхание, он спросил:
— Вы не видели здесь белой женщины?
— Нет, никого не видел. Здесь вообще никого нет, кроме моих солдат. — Он опять широко улыбнулся. — Солдат-неудачников.
Хотя Уайетт и не ждал никаких хороших новостей, но все же был разочарован. Он спросил офицера:
— А где население? Как оно это все переносит?
— Люди все там, ближе к Негрито. Каково их настроение, я не знаю, мы еще не успели выяснить. Я послал несколько человек вниз, но они еще не вернулись.
Уайетт подумал, что солдаты этого отряда проделали колоссальную работу. Они совершили марш-бросок на десять миль, затем зарылись в землю, и все это за два часа.
— Я вообще-то ожидал увидеть кого-нибудь здесь, — добавил офицер.
— Да нет, ниже безопаснее, — сказал Уайетт. — Там ветер вряд ли будет больше восьмидесяти-девяноста миль в час. Здесь — дело другое. Здесь более открытое место. Как твои солдаты перенесут пребывание здесь?
— С нами все будет в порядке, — сдержанно ответил офицер. — Мы — солдаты Джулио Фавеля. Мы привыкли к вещам похуже.
— Не сомневаюсь, — сказал Уайетт. — Но и ветер этот достаточно нехорош.
Офицер энергично закивал головой в знак согласия. Затем представился.
— Меня зовут Андре Делорм. У меня была плантация в долине Негрито. Я надеюсь, что когда с Серрюрье будет покончено, я получу ее обратно. Приезжайте навестить меня, мистер Уайетт. Вы повсюду на Сан-Фернандесе желанный гость.
— Спасибо, — ответил Уайетт. — Но я еще не знаю, останусь ли здесь.
Делорм посмотрел на него широко открытыми глазами.
— Но почему? Вы спасли народ Сен-Пьера, вы научили нас, как погубить Серрюрье. Вы будете здесь великим человеком. Вам поставят памятник, наподобие того, что стоял на площади Черной Свободы. Гораздо лучше любоваться на статую того, кто спасает, а не убивает.
— Спасает? — произнес Уайетт саркастически. — Но вы же сами сказали, что я научил вас, как погубить Серрюрье и его армию.
— Это дело другое, — Делорм пожал плечами. — Фа-вель говорил мне, что вы виделись с Серрюрье и он не поверил вам.
— Да.
— Ну вот, значит, он сам виноват в том, что погиб. Он сглупил.
— Я должен возвращаться, — прервал его разговор Уайетт. — Там у меня друг остался.
— Лучше бы вам остаться, — сказал Делорм, прислушиваясь к завываниям ветра.
— Нет, он ждет меня.
— Хорошо, господин Уайетт. Но не забудьте навестить меня в Ла Карьер, когда все пройдет. — Он протянул коричневую мускулистую руку, и Уайетт пожал ее. — Вы не должны уезжать с Сан-Фернандеса, мистер Уайетт. Вы должны остаться и помогать нам в борьбе с ураганами. Мы же тут не все время деремся друг с другом. — Он улыбнулся. — Только когда это необходимо.
Уайетт вылез из окопчика и чуть не задохнулся от налетевшего на него ветра. Он предпочел бы остаться с Делормом, но знал, что должен вернуться. Если что-то случится с Доусоном, ему с его забинтованными руками трудно будет помочь себе, и Уайетту надо было быть с ним. Обратный путь занял у него около получаса, и он почти выбился из сил, когда перевалился через край их убежища.
— Я уж думал, что вас ветром унесло, — прокричал Доусон, подвигаясь. — Что там происходит?
— Ничего особенного. О Джули или миссис Вормингтон никаких сведений. Наверное, они ниже по склону, и это к лучшему.
— А где мы находимся по отношению к точке, которую тот парень показал на карте?
— Мы от нее примерно в миле.
— Что ж, придется сидеть в этой дыре, — сказал Доусон, запахивая поплотнее пиджак и прижимаясь к скале.
Пока Уайетта не было, он многое передумал в одиночестве и строил планы на будущее. После урагана он решил сразу же лететь в Нью-Йорк и привести в порядок свои дела. Затем он вернется на Сан-Фернандес, купит себе здесь домик, лодку и займется рыбной ловлей. Время от времени будет писать. Три его последние книги были неважными. Их, правда, раскупили благодаря неистовым усилиям Вайсмана, его секретаря, и критики были к ним снисходительны, но он сам в глубине души знал, что они никуда не годились. Он чувствовал, что потерял легкость пера и живость воображения, и это тревожило его. Но теперь он твердо верил в то, что сможет писать не хуже, а, может быть, лучше, чем прежде.
Наверное, он напишет книгу об этих днях. Ему всегда хотелось написать что-нибудь публицистическое, и вот тема была рядом. Он расскажет читателям о Бруксе, о Серрюрье и Фавеле, о Джули Марлоу и Папегайкосе и тысячах людей, очутившихся в горниле войны и урагана. И, конечно, это будет рассказ о Уайетте. О себе он напишет совсем немного или ничего не напишет. Что, собственно, он сделал, кроме того, что способствовал аресту Уайетта и причинил неприятности другим? Это тоже войдет в книгу, но никакой фальшивой риторики, никакого восхваления в духе Вайсмана в ней не будет. Книга должна быть по-настоящему хорошей.
Он поворочался, укладываясь поудобнее, чтобы лучше противостоять усиливающемуся ветру.
Прошло некоторое время, и Сан-Фернандес снова подвергся налету стихии. Снова могучие ветры терзали остров, вздымаясь со стороны моря, словно ангелы мщения, и яростно набрасывались даже на горную твердыню в попытке сокрушить ее и свалить в океан, откуда она вознеслась. Ураган, конечно, вносил свою лепту в длительный процесс уничтожения этой части суши — оползнем в одном месте, руслом потока в другом, отколотым от горы камнем в третьем, но чтобы совсем стереть ее с лица земли, потребовалось бы еще множество ураганов.
Живой природе досталось от урагана гораздо больше, чем твердым неодушевленным скалам. Травы и кусты были вырваны из почвы и ветер унес их прочь, деревья ломались, как спички, и даже жесткие колючки, жадно цеплявшиеся корнями за каменную землю, держались из последних сил. Животные и птицы в горах погибали сотнями.
А каково было людям?
На склонах долины Негрито лицом к лицу с ураганом оказались почти шестьдесят тысяч мужчин, женщин и детей. Многие из них умирали, не выдержав напряжения, другие умирали от холода, от ударов о камни, от болезней. Некоторые из-за нелепых случайностей. Но все же число умерших не могло бы сравниться с числом погибших, останься они в Сен-Пьере.
