Эдгар Берроуз - Приемыш обезьяны
Джэн свернула в густой кустарник, пытаясь пробить себе дорогу на запад, обойдя огонь, и таким образом добраться до дому.
Но скоро бесплодность ее попыток стала очевидной, она поняла, что ее единственная надежда – повернуть назад на дорогу и бежать к югу по направлению к городу. Она снова бросилась назад. Ей понадобилось не менее двадцати минут, чтобы выбраться на дорогу, – но и за эти двадцать минут огонь успел снова отрезать ей отступление.
Пробежав немного вниз по дороге, ей пришлось остановиться в полнейшем ужасе; перед нею подымалась сплошная стена огня. Полоса пламени перекинулась на полмилю к югу от главного очага пожара, захватив и этот небольшой участок дороги в свои неумолимые объятия.
Джэн Портер поняла, что пробраться через кустарник немыслимо. Уж раз пыталась она это сделать, и ей это не удалось. Теперь она видела ясно, что через несколько минут протянутые с севера и юга горящие щупальцы сольются в сплошную массу волнующегося пламени.
Девушка спокойно стала на колени в пыли дороги и стала просить небо о том, чтобы оно дало ей сил мужественно встретить свою судьбу и чтобы оно спасло отца и друзей от смерти.
Она и не подумала о спасении себя самой, – так очевидно было, что никакой надежды нет и что даже сам бог не мог бы теперь спасти се.
Внезапно она услышала, что кто-то громко зовет ее по имени.
– Джэн! Джэн Портер! – прозвучало сильно и громко, но голос был незнакомый.
– Здесь! Здесь! – крикнула она в ответ. – Здесь! На дороге!
И тогда увидела она, что по веткам деревьев к ней мчится с быстротой белки какая-то исполинская фигура.
Порыв ветра обволок их облаком дыма, и она потеряла из вида человека, который спешил к ней. Но вдруг ее охватила большая рука и подняла куда-то вверх. Она почувствовала напор ветра и изредка легкое прикосновение ветки в быстром полете вперед.
Она открыла глаза.
Далеко под ней расстилались мелколесье и земля.
Вокруг струилась листва.
Гигантская фигура, которая несла Джэн Портер, перепрыгивала с дерева на дерево, и ей казалось, что она в каком-то сне, снова переживает приключение, выпавшее на ее долю в далеких африканских джунглях.
О, если бы это был тот самый человек, который тогда нес ее сквозь запутанную зелень листвы! Но это невозможно. И однако, кто же другой во всем мире достаточно силен и ловок, чтобы делать то, что делает сейчас этот человек?
Она украдкой бросила взгляд на лицо, близко склонившееся к ее лицу, и у нее вырвался слабый, испуганный вздох – это был он.
– Мой возлюбленный! – шепнула она. – Нет, это предсмертный бред!
Должно быть, она сказала это громко, потому что глаза, по временам скользившие по ней, засветились улыбкой.
– Да, ваш возлюбленный, Джэн, ваш дикий, первобытный возлюбленный, явившийся из джунглей потребовать свою подругу – потребовать женщину, которая от него убежала, – добавил он почти свирепо.
– Я не убежала, – прошептала она. – Я согласилась уехать только после того, как целую неделю прождали вашего возвращения.
Они уже выбрались из полосы огня, и он повернул обратно к поляне. Они шли теперь рядом к коттеджу. Ветер опять повернул, и огонь гнало обратно; еще час – и все должно было погаснуть.
– Отчего вы тогда не вернулись? – спросила она.
– Я ухаживал за д'Арно. Он был тяжело ранен.
– Ах, я знала это! – воскликнула она. – А они уверяли, будто вы присоединились к неграм и что вы были из их племени.
Он засмеялся.
– Но вы им не верили, Джэн?
– Нет! Как мне звать вас? – спросила она. – Я не знаю, как вас зовут.
– Я был Тарзан из племени обезьян, когда вы меня впервые узнали, – сказал он.
– Тарзан из племени обезьян? – крикнула она. – Так это была ваша записка, на которую я уезжая ответила?
– Да! Чья же еще она могла быть?
– Я не знала; только она не могла быть вашей: ведь Тарзан, из племени обезьян, писал по-английски, а вы не понимали ни слова ни на каком языке!
Он опять засмеялся.
– Это длинная история: я написал то, чего не мог сказать, а теперь. д'Арно еще ухудшил дело, выучив меня говорить на французском языке вместо английского.
– Идем! – добавил он. – Садитесь в мой автомобиль, мы должны догнать вашего отца; они лишь немного впереди нас. Когда они отъехали, он снова обратился к ней:
– Значит, когда вы написали в записке к Тарзану, что любите другого, вы подразумевали меня?
– Да, – ответила она просто.
– Но в Балтиморе, – о, как я искал вас там, – мне сказали, что вы, быть может, теперь уже замужем! Что человек, по имени Канлер, приехал сюда, чтобы повенчаться с вами! Правда ли это?
– Правда.
– Вы его любите?
– Нет.
– Любите ли вы меня, Джэн? Она закрыла лицо руками.
– Я дала слово другому. Я не могу ответить вам, Тарзан! – крикнула она.
– Вы мне ответили. Теперь скажите мне, как вы решаетесь выйти замуж за человека, которого вы не любите?
– Мой отец ему должен много денег.
В памяти Тарзана неожиданно всплыло письмо, которое он прочел, и имя Роберта Канлера, и то горе, на которое ока намекала в письме и которое он тогда не мог понять. Он улыбнулся.
– Если бы ваш отец не потерял своего клада, вы были бы все же вынуждены сдержать ваше обещание этому Канлеру?
– Я могла бы просить его вернуть мне мое слово.
– А если бы он отказал?
– Я дала свое слово.
С минуту они молчали. Автомобиль бешено мчался по изрытой неровной дороге, потому что огонь снова стал угрожать им справа и новая перемена ветра могла мгновенно перебросить его через этот единственный путь к спасению.
Наконец, они миновали опасное место и Тарзан замедлил ход.
– Предположим, что я его попрошу? – предложил Тарзан.
– Едва ли он согласится исполнить просьбу незнакомца, – ответила девушка, – особенно такого, который сам желает меня получить.
– Теркоз согласился, – мрачно промолвил Тарзан.
Джэн Портер вздрогнула и с испугом взглянула на него.
– Здесь не джунгли, – сказала она, – и вы уже больше не дикий зверь. Вы джентльмен, а джентльмены не убивают хладнокровно и зря.
– Я все еще дикий зверь в душе, – проговорил он тихо, как бы про себя.
Они снова помолчали некоторое время.
– Джэн Портер! – сказал наконец Тарзан, – если бы вы были свободны, вышли бы вы за меня?
Она не ответила сразу, но он ждал терпеливо.
Девушка старалась собраться с мыслями. Что знала она о странном существе, сидящем рядом с нею? Что знал он сам о себе? Кто был он? Кто были его родители?
Даже имя его было отзвуком его таинственного происхождения и его дикой жизни.
У него не было человеческого имени. Могла ли она быть счастлива с мужем, который всю жизнь провел на вершинах деревьев в африканских пустынях, который с детства играл и сражался с антропоидами, вырывая куски из трепещущего бока свежеубитой добычи и вонзал крепкие зубы в сырое мясо, в то время как товарищи его рычали и дрались кругом него за свою часть? Мог ли он когда-нибудь подняться до ее общественного круга? Могла ли она вынести мысль о том, чтобы спуститься до его уровня? Будет ли кто-нибудь из них счастлив в таком ужасном неравном браке?
