Валентин Катаев - Остров Эрендорф
Жёны рабочих, вышедшие на рынок, были остановлены пикетами группы 9.
Толпы рабочих вышли из домов на улицы.
Их лица были бледны, но твёрды.
Пейч быстро вышел из своей квартиры и вмешался в толпу.
Его окружили.
Он взобрался на штабель угля и, решительно вынув изо рта трубку, сказал:
- Товарищи! Мы предвидели это. У нас есть некоторый запас воды и хлеба. Мужайтесь. Карточки на хлеб и воду можно получить у секретаря стачечного комитета.
Толпа женщин кинулась к зданию стачечного комитета.
- Да здравствует забастовка! - кричали одни.
- К чёрту! Дело зашло слишком далеко! Напрасно мы не послушались Галифакса. Галифакс? Мы пойдём посоветуемся с Галифаксом,- говорили другие.
Но Галифакса нигде не было.
* * *
- Галифакс,- сказал второй секретарь,- вы не оправдываете своего жалованья. Вы сообщаете, что в распоряжении стачечного комитета не имеется ни одного килограмма хлеба. Тем не менее оказывается, что хлеба имеется на четыре дня. Что это значит?
Галифакс разгладил медно-красные усы.
- Галифакс, ваш авторитет среди рабочих падает. Поднимите его, и мы поднимем вашу ставку.
В два часа Матапаль произнёс коротенькую речь на заседании совета миллиардеров.
Он сказал:
- Господа, борьба началась. Наши силы превосходят силы неприятеля вчетверо. Рабочие будут раздавлены. Призываю вас к выдержке и дисциплине. Больше я ничего не имею сказать.
* * *
Экспресс Нью-Линкольн - Нью-Йорк приближался к городу.
Профессор Грант дремал, прислонившись к мотающимся подушкам купе.
6. У Таймс-сквера на Бродвее
Пейч сказал:
- У нас мало хлеба и воды, но у нас достаточно угля, чтобы пустить в действие электромотор нашей радиостанции.
Радиотелеграфист надел на уши приёмники и, настроив их, как арфист настраивает арфу, стал передавать депешу.
Снасти антенн озарились нежным голубоватым светом.
В тот же миг все слухачи земного шара, сидящие в бронированных будках супердредноутов, в лёгких, дюралюминиевых кабинах самолётов, в комфортабельных кабинетах редакций и министерств, в голубятнях профсоюзов, услышали тонкий, высокий звук незримой волны электричества:
"ТОВАРИЩИ! НА ПОМОЩЬ! НАД НАМИ ПРОИЗВЕДЕНО НАСИЛИЕ. МЫ ЗАПЕРТЫ МАТАПАЛЕМ В РАЙОНЕ РЕДЖИНАЛЬД-СИМПЛЯ. ПРОДОВОЛЬСТВИЯ НА ТРИ ДНЯ. ВЫХОДЫ ОХРАНЯЮТСЯ ГРУППОЙ 9. ТРЕБУЙТЕ СНЯТИЯ БЛОКАДЫ. ЕЩЁ ДВЕ НЕДЕЛИ - И МЫ ПОБЕДИМ. БОЛЬШАЯ ПРОГРАММА ВООРУЖЕНИЙ СОРВАНА. ДА ЗДРАВСТВУЕТ РЕВОЛЮЦИЯ! ПЕЙЧ".
* * *
- Пейч телеграфирует всему миру,- сказал второй секретарь Матапалю.Мне кажется, что дело заходит слишком далеко.
Матапаль вцепился в ручки кресла.
- Посмотрим,- процедил он сквозь золотые зубы.- Пошлите контррадио. Прошу вас докладывать о положении дел каждые десять минут.
Второй секретарь поклонился.
- Подождите.- Матапаль понизил голос: - Ваше мнение по поводу событий?
- Мы зашли слишком далеко. Хлеб, вода, газ - это допустимо... Но вооружённая сила... Мы нарушили элементарные права граждан Штатов.
- Вы думаете?
Матапаль записал несколько слов в блокнот.
В этот миг раздалось мелодичное пенье радиофона. Матапаль включил усилитель.
Из рупора послышался голос первого секретаря:
- В рабочих районах волнения. За час произошло в разных частях города 150 митингов протеста. Рабочие требуют снятия блокады Реджинальд-Симпля. Настроение тревожное. Получены радио о волнениях в Австралии, Англии, Японии; жду ваших распоряжений.
Матапаль подвинул к себе трубку и отрывисто отчеканил:
- Усильте охрану банков. Произведите тайную мобилизацию всех групп. Пресса должна выпустить экстренные выпуски с какой-нибудь сенсацией, отвлекающей общественное внимание от событий. Можно взорвать небоскрёб на углу Пятой авеню и Бродвея, убытки по счёту номер семьсот одиннадцать. Используйте Галифакса.
- Будет исполнено.
Матапаль кивнул головой. Второй секретарь вышел.
* * *
Экспресс влетел под стеклянный купол нью-йоркского Пенсильванского вокзала. Профессор Грант и Елена вышли из купе.
Было три часа двадцать пять минут дня, то есть тот наиболее тихий час Нью-Йорка, когда клерки ещё сидят на высоких табуретах в бетонных клетках, между небом и землёй, вращая ручки счетчиков, лая в настольные телефоны и прикладывая стальные линейки к листам гроссбухов. Тот час, когда мистеры в узких пальто лихорадочно вывинчивают автоматические ручки у палисандровых прилавков банков и с треском выдирают листки из чековых книжек. Час прилива шёлковых цилиндров на биржах, час куска свинины, жарящегося над синим веером газовой плиты.
Однако Нью-Йорк что-то слишком шумно встретил профессора Гранта.
Тучи аэропланов сбрасывали на шляпы прохожих и крыши авто миллионы летучек. Мальчишки-газетчики сбивали с ног людей. Метрополитены, со свистом глотающие туннели, как макароны, гудели миллионами человеческих голосов, слишком громких для трёх с половиной часов дня Нью-Йорка.
У вокзальной площади Грант увидел демонстрацию рабочих газовой сети. Они шли густой чёрной стеной, в безмолвии неся над головой красные плакаты.
Растерянные полисмены застенчиво прикладывали белые рубчатые дубинки к рыжим усам и не знали, что делать.
- В городе что-то случилось,- сказала Елена тревожно.
Профессор Грант поймал летящую над головой летучку и прочел:
"Призываю свободных граждан Штатов к полному спокойствию. Блокада Реджинальд-Симпля будет снята. Пейч, спровоцировавший рабочих доков, привлекается к суду. Матапаль".
Другая летучка гласила:
"Матапаль лжёт. Забастовка рабочих тяжёлой индустрии продолжается. Призываю рабочих к выдержке. Победа близка. Помогите снять блокаду. Пейч".
- Эге,- сказал профессор Грант.- Кажется, здесь назревают серьёзные события.
Елена остановила жестом руки проезжавшее такси и втащила задумавшегося отца внутрь.
- Дворец Центра! - крикнула она шоферу.
Улицы Нью-Йорка понеслись вокруг них каруселью. Дубинки полисменов, листки газетчиков, красные слоны автобусов, велосипедисты, фетровые шляпы, бары, мосты, форды, негритята с медными пуговицами, автоматы, сигарные лавки, кожура бананов на панели градом секли стёкла авто.
Казалось, что небоскрёбы Манхэттена валятся на стеклянные купола цирков, воздушные железные дороги падают в толпы на площади, ломая в своём падении памятники и пальмы.
Авто пролетело по Бродвею. Здесь у Таймс-сквера движение было настолько сильно, что моторы, бок к боку, сплошной стеной еле подвигались вперёд, стиснутые паюсной икрой пешеходов. Восемнадцать полисменов с трудом регулировали движение.