Юлий Дунский - Экипаж
— Давно не слышали, — усмехнулся второй. А штурман продолжал свое:
— Отмирает же профессия! На «Иле-86-м» штурманов вообще не будет. Не предусмотрено…
— Извините, Владимир Павлович, но я не понял, — поинтересовался Игорь. — Вы, может быть, до ста лет собираетесь летать? Так это маловероятно… А лет на двадцать работы для штурманов хватит.
— Ну, завели панихиду! — сказал Андрей Васильевич с неожиданным раздражением. Он был старше всех по возрасту, и разговор о медкомиссии тревожил его всерьез. — До ста, не до ста!.. Меняйте, ребята, пластинку.
Вошла бортпроводница, принесла всем кофе.
«Ту-154» приземлился в одном из самых больших аэропортов Европы. На здании аэровокзала было написано «ФРАНКФУРТ-МАЙН».
Тамара шла по огромному, как город, аэровокзалу — мимо киосков, магазинов, баров, составляющих целые улицы; мимо маленьких телевизоров перед креслами в зале ожидания (опусти монетку и смотри, коротая время); мимо бесчисленных стоек — их там больше восьмисот — с названиями и эмблемами всех авиалиний мира.
Возле стойки Аэрофлота она задержалась и спросила у немки-сотрудницы:
— Улли, Скворцов у вас?
Немка покачала головой, и Тамара пошла дальше.
…Возле пожарного депо, где пожарники проверяли готовность водяных пушек — вооружение огромной, похожей на красный троллейбус машины, — ей повстречался Тимченко.
— Тома, я тебе хочу испортить настроение. Я наблюдал, как ты работаешь с пассажирами, и мне не нравится.
— А что именно, Андрей Васильевич?
— Выражение лица, вот что! Пассажиры тебе неприятны, работа эта для тебя низкая: ты ее делаешь словно одолжение… Я уже давно заметил: прихожу в магазин, в ресторан, там красивая девчонка — официантка или продавщица. И на лице прямо напечатано: я бы могла артисткой выступать, а должна вам колбасу резать. При моей-то красоте!..
Тамара слушала эту нотацию, украдкой поглядывая по сторонам. А Андрей Васильевич продолжал поучать ее:
— Все хотят в артистки. Но ведь всем нельзя! Если вы все пойдете в артистки, кто же вас смотреть-то будет! Короче говоря, Тамара, надо менять стиль работы… Ну пойми, ты в авиации, ты летаешь! Что в жизни может быть лучше этого?.. Лично я не знаю.
Рейс продолжался. Часть пассажиров сошла во Франкфурте, а несколько человек сели. В салоне первого класса летел теперь молодой африканец в светлом костюме и непонятной парчовой шапочке. Рядом и сзади сидели еще двое в таких же шапочках — плечистые, настороженно молчаливые. Когда Тамара предложила им коньяк, спросив по-английски: «Сам брэнди, джентлмен?» — эти двое отказались, мрачно помотав головами, а молодой взял, улыбнулся Тамаре и поблагодарил по-русски:
— Спасибо.
Вспомнив поучения командира, Тамара вежливо улыбнулась в ответ.
Аэропорт в этой маленькой африканской стране был новенький, современный, но очень скромный. Африканца, улыбнувшегося Тамаре, ждал прямо у трапа белый лимузин.
Пожав на прощание руку Андрею Васильевичу, молодой африканец пригласил его вместе с экипажем в гости:
— Ай хоуп ту си ю эт май плэйс тунайт, кэптэн. Ю энд ер кру, — сказал он по-английски и по-русски добавил: — На чашка чайка.
Он сел в белый автомобиль и уехал вместе со своими телохранителями.
— В гости зовет. Как думаешь, надо пойти? — спросил Тимченко у встречавшего самолет представителя Аэрофлота.
Представитель, загорелый энергичный человек, не колебался ни секунды.
— Считаю, отказываться не надо. Этот парень здесь знаешь кто? Министр авиации… Учился в Москве. К нашим относится очень хорошо.
И представитель побежал в свою контору оформлять какие-то документы.
Подтянутые, сдержанные, как дипломаты, летчики вылезли из белой машины, которую прислал за ними министр, и направились к дому. По дороге Андрей Васильевич инструктировал Тамару:
— Я тебя взял, потому что ты лучше всех по-английски говоришь. Вот и разговаривай, поддержи марку.
— Да нас и пригласили-то из-за Тамары, — сказал второй. — Он на нее глаз положил.
Андрей Васильевич не позволил себе улыбнуться:
— Будем считать, что нас пригласили как представителей дружественной державы… И еще, Тома: предложат выпить — не отказывайся. Налей чуть-чуть, добавь доверху тоник или содовую и с одним стаканом ходи весь вечер… Они ведь пьют по-своему, не как у нас.
…Во внутреннем дворике большого одноэтажного дома стоял стол, а на нем полно бутылок. Летчики добавили к ним московскую с винтом, маленький подарок хозяину.
Тот очень обрадовался присутствию Тамары, но поздоровался со всеми одинаково сердечно:
— Добри ден, добри ден!.. Глэд ту си ю, май френдз. Летчики налили себе по-заграничному: на два пальца виски, на четыре пальца содовой. А молодой министр открыл московскую, налил себе стаканчик, сказал: «Поехали» — и выпил залпом. Тамара ехидно посмотрела на Андрея Васильевича, но тот спокойно прихлебывал свою слабенькую смесь.
…Потом включили музыку и министр танцевал с Тамарой. Сверху, с черного неба, светила луна, с боков — подвесные фонарики. Затем Тамару перехватил Игорь — он немножко ревновал ее к хозяину, а она, единственная дама в мужской компании, радовалась музыке, теплому ночному воздуху, тому, что Игорь рядом с ней и что он ревнует…
Утром, прогуливаясь под пальмами возле аэровокзала, Тимченко опять читал Тамаре нотацию. Вернее, это было предостережение:
— Имей в виду, Скворцов — человек для семьи совершенно неподходящий. Механик он первоклассный, этого не отнимешь, но с женщинами… Поэтому советую: если он начнет к тебе клеиться, гони его ко всем чертям!
— Спасибо, я так и сделаю. А если не начнет?
— Да ты не улыбайся. Вы все так. Каждая думает: «Пускай он с другими плохой, а я такая красавица, такая умница, что со мной он будет очень хороший…» А после плакать придется!
Тамара слушала и смотрела вбок, на губастого старика, который демонстрировал желающим дрессированную обезьянку. Обезьянка кувыркалась на асфальте, и Тамаре очень хотелось подойти и посмотреть. Но прерывать командира было неудобно.
— А знаете, кого я сегодня вез? — говорил Валентин Ненароков, стягивая свитер.
— Изюбра и нутрий для заповедника. Они у меня…
— Мама! — громко перебила Аля. — Гляди, веник весь обтерхался. Неужели нельзя новый купить?
Мать промолчала, чтобы не мешать рассказу Валентина. Но Аля хотела именно мешать: она была не в духе и, как всегда, вымещала это на муже.
— Да… Так вот, еле их довез. Они у меня… — снова начал Ненароков, но жена опять перебила:
— Ты за квартиру заплатил?