Густав Эмар - Чистое сердце
Торговцы повиновались, обменявшись украдкой друг с другом взглядами, полными отчаяния. Но казалось, что генерал за эту ночь оглох и ослеп: он не видел и не слышал ничего. Он позвонил, и на его зов вошел офицер.
— Капитан Сальдано, все ли готово? — спросил его генерал.
— Все, генерал! — ответил офицер, почтительно поклонившись.
— Сеньоры кабальеро, — начал генерал снова, — я получил от мексиканского правительства приказание потребовать от богатых горожан контрибуцию в размере шестидесяти тысяч пиастров. Вам известно, сеньоры кабальеро, что солдат должен повиноваться. Между тем я взял на себя смелость уменьшить размеры этой контрибуции вдвое, до последней минуты желая, насколько это от меня зависело, доказать мое к вам расположение. Вам было неугодно понять меня. Очень прискорбно, но мне не остается ничего другого, как исполнить полученное приказание. Вот предписание, — добавил он, взяв со стола бумагу и развертывая ее. — Оно вполне определенное. Тем не менее я все-таки хочу дать вам еще пять минут на размышление, но после этого я поступлю согласно моему долгу, а вы меня знаете, сеньоры кабальеро: я исполню свой долг, чего бы мне это ни стоило.
— Но, — отважился заговорить старый торговец, — я позволю себе обратить внимание вашего превосходительства на то, что сумма эта чересчур велика!
— Полноте, сеньоры кабальеро! Вас тридцать человек, это выходит по две тысячи пиастров на каждого, что составляет для вас ничтожную сумму. Я предложил вам заплатить только половину этой суммы, но вам не угодно было согласиться на это!
— Дела наши сильно пошатнулись за последние годы, и денег стало не хватать.
— Кому вы это говорите, дон Лайонел? Мне кажется, я должен знать это лучше, чем кто бы то ни было! — воскликнул генерал.
— Может быть, если вы дадите нам недели две или месяц сроку, то мы, собрав все наши ресурсы и пойдя на огромные жертвы, будем в состоянии собрать половину требуемой суммы.
— К сожалению, я не могу дать вам на это и часа времени.
— Но, генерал, тогда это невозможно!
— Перестаньте, я убежден, что вы хорошенько не обдумали это дело. Впрочем, это меня не касается; прося у вас этих денег, я только исполняю полученное приказание. Теперь вам решать, соглашаться ли вам на это или нет. Лично я умываю руки.
— Уверяю вас, генерал, — начал снова торговец, обманутый спокойным тоном генерала, — нам действительно совершенно невозможно собрать хотя бы самую небольшую сумму денег.
Остальные коммерсанты закивали головами в знак того, что они согласны с мнением их парламентера.
— Отлично! — начал генерал с той же насмешливой холодностью. — Но только не делайте меня ответственным за последствия, которые будет иметь ваш отказ!
— О, генерал! Неужели вы можете это думать?!
— Благодарю вас! Капитан, вы слышали? — добавил он, обернувшись к неподвижно стоявшему в дверях офицеру. — Прикажите отряду войти.
— Слушаю, ваше превосходительство.
И сказав это, офицер вышел.
На лицах торговцев отразился испуг. Это таинственное приказание навело их на серьезные размышления, и тревога их стала возрастать, когда вскоре они услышали по соседству с кабинетом генерала лязг оружия и тяжелые и мерные шаги солдат приближающего отряда.
— Что это значит, генерал? — воскликнули они в испуге. — Неужели мы попали в ловушку?
— Как так? — возразил губернатор. — Ах, извините! Я забыл сообщить вам конец полученного мною предписания; он-то, главным образом, и касается вас. Впрочем, эта ошибка будет сейчас мной исправлена. Мне приказано расстрелять всех людей, которые воспротивятся уплате контрибуции, требуемой правительством и необходимой ему для борьбы против инсургентов.
В ту же минуту дверь отворилась настежь, в комнату молча вошли пятьдесят вооруженных солдат, которые окружили торговцев.
Те были ни живы ни мертвы. Им стало казаться, что они видят страшный сон; они чувствовали себя точно во власти ужасного кошмара.
Догадываясь, что генерал не затруднится привести свою угрозу в исполнение, купцы не знали, как им выйти из этого критического положения.
Губернатор по-прежнему оставался совершенно спокоен. Лицо его было все так же приветливо, и голос его не утратил своей мягкости.
— Итак, сеньоры, — сказал он, — поверьте, что мне очень прискорбно случившееся. Капитан, уведите этих господ и поступайте с ними так, как их грустное положение того требует!
Затем, поклонившись собранию, генерал повернулся, чтобы выйти из комнаты.
— Одну минуту, by God! 6 — воскликнул Лайонел Фишер, начиная уступать поя страхом смертельной опасности. — Нет ли какой-нибудь возможности уладить это дело?
—Я знаю только один путь к этому: заплатить!
— Я это понимаю, — возразил коммерсант, — номы, увы, разорены!
— Так что же я-то тут могу сделать? Вы слышали и видели сами, что я в этом злосчастном деле ровно не при чем!
— Увы! — воскликнули хором бедняки-торговцы. — Не можете же вы, в самом деле, лишить нас жизни, генерал. Ведь мы отцы семейств! Что будет с нашими женами и детьми?
— Мне жаль вас, но, к несчастью, только это я и могу сделать.
— Генерал, — закричали они, бросаясь на колени, — ради всего, что вам дорого, сжальтесь! Мы умоляем вас!
— Я в отчаянии от того, что случилось, и желал бы прийти вам на помощь, но, к сожалению, я не знаю способа. Кроме того, вы ведь мне ни в чем не желаете содействовать.
— Увы! — повторяли они, рыдая и ломая руки.
— Я хорошо знаю, что денег у вас нет, в этом-то именно и затруднение. Это затруднение непреодолимо, поверьте мне. Впрочем подождите, — добавил генерал, как бы озаренный новой мыслью.
Взоры несчастных, приговоренных к смерти, засветились надеждой.
Наступило долгое молчание; можно было слышать, как бились сердца в груди этих людей, знавших, что жизнь их зависит от человека, стоявшего перед ними и не спускавшего с них глаз.
— Слушайте, — сказал он, — вот все, что я могу сделать для вас, и поверьте, что, поступая таким образом, я беру на себя огромную ответственность. Вас здесь тридцать человек, не так ли?
— Да, тридцать, ваше превосходительство! — воскликнули все в один голос.
— Так вот что! Только десять из вас будут расстреляны. Вы сами выберете их среди вас, и те, которых вы выберете, будут тотчас же отведены во двор и расстреляны. Но больше не просите меня ни о чем, все равно я должен буду отказать вам. Для того, чтобы вы сделали ваш выбор, я даю вам десять минут.
Этот последний удар генерала отличался неоспоримой ловкостью: им он полностью уничтожал царившее между торговцами согласие и восстанавливал их одного против другого.
