Петр Бобев - Белый лоцман
Морская звезда навела свои лучи, и как только усыпленная ядом устрица разомкнула створки, выпустила наружу свой желудок и втянула в него хрупкую жертву. Но она не успела закончить пиршества. Через каменный кустарник бесшумно проползла пестрая улитка с тонкой, выпуклой раковиной. Морская звезда, парализованная, застыла на месте, а нападающая уперлась своим хоботом в ее колышущийся диск. Испускаемая им кислота вскоре растворила известковую броню звезды, пробив ее, словно сверлом. И тогда улитка высосала ее мягкие внутренности.
Но когда повернула обратно к своему убежищу, сверху на нее набросился кривой рак, который давно уже подстерегал ее из своей норки. Он добрался до хобота своими сильными клешнями, разломал пестрый домишко и потащил добычу к себе в нору, чтобы полакомиться в безопасности. Наконец-то и ему повезло…
Жизнь! Лихорадочная, настороженная, первобытная и дикая, начавшаяся в морских глубинах в тот самый миг, когда один живой кусочек материи поглотил другой кусочек живой материи. Пестрая, разнообразная жизнь, еще нетронутая разумом и рукой человека, который уже преобразил облик всей суши от края и до края.
Старый осьминог, обследовав трюм потонувшего корабля и не обнаружив в наваленных там ящиках ничего съестного, снова заковылял к своему убежищу. По дороге он заметил большого рака-отшельника, который тащил куда-то свою роскошную крепость, украшенную двумя ярко-красными хризантемами-актиниями. Не теряя времени, ибо голод не любит ждать, осьминог вытянул вперед одно из своих щупалец, но мгновенно отдернул его назад, обожженным, исколотым отравленными иглами, выпущенными актинией. А отшельник уже скрылся в своем замке и закрыл вход в него острозубой клешней.
Осьминог постоял в сторонке минуты две, словно раздумывая повторить ли ему нападение или нет, потом поплелся к рифу, поросшему кактусами, лишаями, мхом и каменным кустарником. Там, притаившись на коралловом кусту, перед которым расстилалась колышущаяся лужайка морских анемон, полоскала свои жабры гигантская тридакна.
Удастся ли ему перехитрить ее?
Увы! Прежде чем осьминог приготовился к скоку, та захлопнула свою раковину.
В то же мгновение сверху стремительно спустился белый дельфин, вцепившийся в хвост толстенной скумбрии. Осьминог, разъярившись при виде белого цвета, столь ненавистного любому головоногому, метнулся к нему, вытянув щупальца, и впился своими присосками в гладкую кожу дельфина.
Но Белый, увидев алчно горящие глазки врага, услышав щелканье его клюва, похожего на клюв попугая, с силой ударил хвостом по воде и ринулся вверх к серебристому шелковому покрывалу. Два кружка от его кожи остались на щупальцах осьминога, а выпущенная им скумбрия, обессилев, сама упала в объятия нового врага.
Белый выскочил из воды около берега. Одинокий остров возвышался среди океана. Каменистый, состоящий из множества ребристых глыб, похожих на беспорядочно наваленные детские кубики, разъедаемый волнами, искрошенный ветрами и все же непобежденный, он был огражден многоцветным венком из коралловых рифов. На его скалистых утесах гнездились птицы, а на низких террасах отлеживались, переворачиваясь с боку на бок, тюлени. Они пеклись на солнце в ожидании ночи, когда начиналась настоящая охота. Но порой и сейчас какой-нибудь тюлень лениво добирался до края скалы и нырял в прозрачную воду, чтобы через минуту-другую вылезти оттуда с рыбой в зубах. Затем с неожиданной легкостью прыгал прямо на скалу, отряхивался, словно вымокшая собака, проглатывал пойманную рыбу, зевал и начинал неловко почесывать задней лапой плавник.
На прибрежном рифе, о который бились волны, изрыгавшие в бешеной злобе фонтаны пены, лежала кверху дном белая лодка с погибшего корабля, а по всему берегу валялись поломанные ящики, в которых были банки с консервами. Буря принесла и сюда часть своей добычи.
На самой высокой террасе неподвижно, как труп, лежал человек, все еще привязанный к спасительной балке.
Белый бросил беглый взгляд на остров и, не заметив ничего тревожного, снова нырнул вниз. Водные массы еще не совсем успокоились, преломленные солнечные лучи вспыхивали разноцветным сиянием, уродливо искривленные тени ныряющих тюленей и испуганных рыб казались призрачными.
Но глубже вода была тихая, совсем неподвижная. Не колыхались водоросли. Лишь морские коньки смешно перескакивали со стебля на стебель.
Кривой рак с остервенением волочил за собой добычу, забыв свою обычную осторожность. И это дорого обошлось ему. В подводных джунглях за каждую ошибку расплачиваются жизнью. Строгий, безжалостный закон!
Осьминог, который следил за ним из своего убежища, невидимый в тени коралловых кустов, вдруг кинулся на него сверху, словно молния, одним толчком своей водяной ракеты. Рак выпустил добычу и ухватился острыми клешнями за первое попавшееся ему щупальце. Головоногое разъярилось, размахнулось, ударило рака о скалу, потом еще раз и еще. А когда крепкие щипцы ослабили свою хватку, притянул обессилевшее тело врага к крючковатому клюву, который зловеще скрежетал среди венка из растопыренных щупалец.
В дали, казавшейся блестящим зеленоватым тюлем, мелькнули две неясных тени, стали расти и, наконец, превратились одна — в огромную морскую черепаху, размахивающую, будто птица крыльями, широкими плавниками, другая — в акулу, которая тащилась по пятам за своей жертвой. По ее медлительным движениям Белый понял, что она поражена какой-то тяжелой болезнью.
Перед глазами дельфина всплыло далекое потускневшее воспоминание. Так играли его сверстники. Они подталкивали головами черепах, подкидывали их, словно мячик, над волнами. Почему бы и ему не поиграть сейчас, как тогда, когда он, беззаботный и спокойный, плыл около матери.
И Белый бросился навстречу черепахе. Та резко повернула назад, но тут же наткнулась на свою преследовательницу. Акула лишь щелкнула челюстями, и голова черепахи исчезла в полукруглой зубастой пасти.
Белый видел, что акула больна — значит бессильна. Об этом говорили и лихорадочное подрагивание ее жабр, и неестественно ленивые движения плавников, и мутный взгляд ее кошачьих глаз. На нее можно было излить свою ненависть, врожденную ненависть всех дельфинов к роду акул.
Он яростно налетел на нее сверху и ударил головой в брюхо. Отплыл, разбежался, ударил второй раз и затем злобно вцепился зубами в ее хвост. Но, несмотря на тяжелую болезнь, у хищной рыбы еще остались силы для защиты. Вот она резким ударом своего хвоста свернула в сторону и страшные хищные челюсти щелкнули в каком-то сантиметре от морды дельфина.
Белый понял, что надежды на успех нет. Акула умела быстрее его переворачиваться на бок, в то время, как его горизонтальный плавник служил отлично для другой цели — всплывать почти вертикально — в этом именно и было его спасение. И потому, прежде чем акула опомнилась, он оказался на поверхности.
