Эмилио Сальгари - Трон фараона
Два человека медленно, устало брели, направляясь мимо развалин к берегу царственной реки.
— Теперь ты веришь, Меренра, что ты потомок фараонов и что рано или поздно ты наденешь венец фараона?
— Да! — ответил спрошенный. — Да! На рассвете, когда всплывало солнце, я слышал, как из уст статуи божественного Менеса исходили звуки, напоминающие голос человека…
— Или, вернее, голос тени, призрака!
— И в моем присутствии совершилось «Чудо Вечного Цветка», — продолжал Меренра, — который ожил, когда я пролил на казавшееся мертвым растение несколько капель нильской воды. Я верю, я знаю!
— Что же думаешь теперь ты о той женщине, мечты о которой затуманили твою юношескую душу?
Меренра остановился, страстным жестом прижал руки к бурно вздымавшейся груди.
— Что я думаю теперь о ней? Я люблю ее, мудрый Оунис! Я не откажусь от нее! Я не разлюблю ее, если бы из-за нее я должен был…
— Отказаться от наследства твоего отца? — горько улыбнулся Оунис.
Юноша молчал.
— Да будет то, что угодно небожителям! — воскликнул печально Оунис. — И я был молод, и в моих жилах текла пламенная кровь, и мою душу волновали когда-то те же чувства. Может быть, годы и заботы излечат тебя от вспыхнувшей так внезапно страсти. Подождем — увидим! А теперь — прибавим шагу. Становится жарко, а мы еще далеки от нашего жилища, и пусть Осирис благословит наш путь и избавит нас от грозящей нам опасности!
— Опасность? В чем? Какая? — живо воскликнул Меренра, выхватывая с быстротой молнии остро отточенный меч и зорко оглядывая окрестности.
— Посмотри на этот холм! — вместо прямого ответа сказал жрец.
— Царь пустыни! — воскликнул Меренра, но в его молодом голосе не слышалось и тени испуга.
Сделав два шага вперед и подняв вверх засверкавший на солнце меч, юноша крикнул в воинственном порыве:
— Сюда, ко мне, царь хищников! Померяемся силами! Пусть боги Египта решат, кто достоин победы: ты или будущий фараон!
Словно отзываясь на дерзкий вызов почти безоружного человека, огромный лев могучим прыжком перелетел расстояние, отделявшее его от Меренра, и припал к земле в нескольких шагах, сверкая глазами и скребя каменную почву страшными когтями. Но, встретив пламенный взор юноши, хищник уже не прыгал, а пополз по земле, делая нерешительный круг, чтобы иметь возможность броситься на людей не спереди, а сзади, с тылу.
Оунис и Меренра стояли, прижавшись друг к другу плечами и выставив навстречу хищнику мечи.
Так прошло несколько томительных мгновений. И вдруг, испустив короткий и хриплый рев, лев ринулся на Оуниса…
Мелькнула в воздухе желтая масса и рухнула, навалившись на старого жреца.
Но Меренра, быстрый, как молния, не упустил момента; его меч со свистом рассек воздух и впился в тело льва, почти перерубив одну из передних лап. Сбитый с ног Оунис не успел опомниться, как снова меч Меренра ударил льва, на этот раз в бок. Хищник катался, обливаясь кровью, по земле. А Меренра, спокойный и решительный, вытянув вперед стальную руку, ждал.
Вот на одно мгновение зверь подставил мечу свою могучую грудь, но этого мгновения было достаточно для Меренра, меч которого нашел дорогу к сердцу льва.
— Я победил! — воскликнул юноша, ставя ногу на еще подергивающееся судорогами смерти тело льва.
Что-то поистине царственное было во взоре и всей стройной, величественной фигуре красивого юноши, когда, высоко подняв правую руку с мечом, он гордо попирал побежденного властителя пустыни.
— Так да победишь ты и своих врагов! — отозвался старый жрец. И потом добавил: — Осирис покровительствует тебе! Бойся разгневать его, преступая его законы!
V. В сердце пирамиды
Юноша и старец снова укрылись в подземелье и здесь вели беседу в золотых надеждах на будущее.
— Когда мы отправимся в Мемфис? Я сгораю от нетерпения, от желания вступить в борьбу с узурпатором!
Юношеский голос под сводами высеченной в недрах скал пещеры звучит страстно, настойчиво, почти гневно.
— Подожди. Не пришел час! — глухо отвечает ему голос старика — Подожди! Я послал друзьям в Мемфис вести, чтобы они были готовы, чтобы наши, то есть твои приверженцы ожидали нас и позаботились приготовить безопасное убежище для юного фараона. Ибо ты должен понимать, Меренра, что Пепи — не лев, которого можно уложить одним или двумя ударами меча, а могущественнейший человек всего Египта, и если ты слепо ринешься против него, то результатом будет одно — твоя гибель! Затем, сегодня вечером ты должен исполнить одну мою просьбу!
— Какую? Говори!
— Я поведу тебя в сердце пирамиды великого Тети.
— Моего отца?
— Да, твоего отца. Там, в пышном саркофаге, приготовленном искуснейшими ваятелями, покоится прах не твоего отца, а, быть может, какого-то презренного преступника, дикаря. Ты должен поклясться мне, что, надев на свое чело венец фараона и взяв в руки скипетр, ты позаботишься, чтобы в драгоценной гробнице лежало тело твоего отца, а не нищего.
— Клянусь Тотом, богом мести и гнева! — воскликнул юноша.
— Пойдем же! Я покажу тебе, как проникнуть в сердце пирамиды Тети.
— У тебя есть ключи?
Мимолетная улыбка скользнула по устам Оуниса.
— Каждая пирамида имеет, как я тебя учил, несколько тайных ходов, при помощи которых можно проникнуть в разные ее части! — сказал он.
— Но ты же учил, что тайный путь в самое святая святых пирамиды, туда, где будет покоиться прах фараона, знает только он один и больше никто, и что никому, даже родному сыну, фараон не открывает эту тайну?
— Твой отец, умирая в далекой и дикой пустыне, открыл мне свою тайну, потому что я дал ему слово — перенести в пирамиду его священный прах. Идем же!
И опять юноша брел по пескам пустыни, пробирался по скалам, полз извилистым подземным ходом, под сводами, где свили себе гнезда летучие мыши и совы. И опять, после некоторого времени странствования, старый жрец взволнованным голосом сказал:
— Здесь! Мы пришли!
При свете смолистого факела Меренра со странным чувством робости и благоговения глядел на великолепную мраморную гробницу, на стены, сплошь покрытые тонкой художественной резьбой.
Оунис сдвинул крышку саркофага, и Меренра увидел там словно закованную в золото мумию высокого мужчины, лицо которого было обезображено ранами от сабельных ударов.
— Это — тот, кто занял место моего отца? — страстным и гневным голосом спросил Оуниса юноша.
Жрец молча кивнул головой.
— Он похож на великого воителя Тети?
— Суди сам! — ответил Оунис, поднося факел к изображению на стене у гробницы. — Вот портрет твоего отца.
С жадным любопытством, чувствуя, как замирает его сердце, юноша долго, не отрываясь, всматривался в великолепное изображение на граните, образец работ мастеров древнего Египта, искусство которых в деле обработки камней неведомо нашему времени.
