Евгений Федоровский - Хроника операции «Фауст»
Адовая работа с миноискателем и щупом навязывала бы наступлению черепаший темп, каждый километр захваченного пространства оплачивался бы кровавой ценой.
«Вот если бы танк… Саперный танк!» — пришла мысль и зацепилась за сознание, как рыболовный крючок за одежду. Павел стал раздумывать над танком-миноискателем, танком-тральщиком, подобным морскому тральщику, что делает проходы для боевых кораблей. У сухопутного тральщика должен быть каток, точно такой же, как у дорожных машин. Укрепленный впереди танка, он будет давить и взрывать мины, сохраняя экипаж. По проторенной дороге пойдут линейные танки и пехота — без остановок, не сбавляя темпа, не давая опомниться врагу.
Вернувшись с маневров, Павел доложил своему руководителю о проекте танкового трала. Ростовский сказал:
— Сдается, теперь вы нашли для себя настоящую цель.
— Пожалуй, нашел. Миноискатель и щуп — уже вчерашний день. Что в наступлении главное? Темп. Значит, тральщики должны прийти на помощь саперам, как комбайны косцам.
По чертежам Павла изготовили один трал-каток, присоединили его к танку Т-28. Клевцов сам сел за рычаги и испытал каток в самых тяжелых условиях, приближенных к боевым. После испытаний Георгий Иосифович спросил:
— Вы довольны своим тралом?
— Нет, — напрямик ответил Павел. — Он резко ухудшает маневренность танка. Слабы тяги. Катки надо делать из броневой стали… Для преодоления окопов и больших воронок машине приходится пятиться назад, катки путаются в проволочных заграждениях, особенно в спиралях Бруно…
— Драконите трал, будто не сами придумали его.
— Я вижу недостатки и буду их устранять.
Снова поиски, расчеты, сомнения, находки… Снова заводской цех, где собирался новый трал.
Однако второй вариант отверг технический совет автобронетанкового управления, для кого, собственно, и выполнял заказ Павел. Слепая вера в несокрушимость Красной армии и боязнь ответственности у некоторых начальников, занявших руководящие посты в армии после репрессий 1937—1938 годов, часто сводили на нет многие лучшие начинания в области технического перевооружения наших военных сил. Фашистская Германия уже пользовалась первоклассными пикирующими бомбардировщиками, истребителями, танками, автоматическим оружием, показавшими себя на войне в Европе. У нас же производство новых видов вооружения затягивалось, как такое случилось уже с модифицированными истребителями Яковлева, Микояна и Лавочкина, штурмовиком Илюшина, танком Т-34 Кошкина, реактивным минометом «катюша», противотанковыми ружьями Дегтярева и Симонова… Что уж говорить о каком-то трале?!
— Помните: бойцовскими качествами должен обладать любой человек, но особенно изобретатель, тем более военный, — говорил Ростовский, стараясь поддержать Клевцова, а про себя решив, что надо обратиться к генералу Воробьеву[9], которого давно знал по академии и ценил за широту взглядов.
Михаил Петрович Воробьев в годы гражданской войны был бригадным и дивизионным инженером, закончил Военно-техническую академию, слыл в среде армейских специалистов человеком прогрессивным, творческим. Одно время возглавлял факультет в Военно-инженерной академии. Недавно его назначили начальником инженерных войск РККА.
С тех пор как они виделись, Воробьев мало изменился. Такой же моложавый, высокий, с крупным, тяжелым подбородком, прямым, твердым взглядом. Он стоял посреди кабинета, радостно приветствуя старого сослуживца. Обменявшись рукопожатиями, сели к столу. Генерал спросил:
— Ну, что привело вас ко мне? Просто так ведь не придете…
— Время ваше, Михаил Петрович, ценю. Мало его у нас с вами осталось, — и развернул перед Воробьевым чертежи противоминного трала.
— Постойте! Да я ведь что-то слышал про этот трал. Даже, кажется, фамилию изобретателя запомнил — не то Карцев, не то Клевцов…
— Вот-вот, Клевцов.
— Отзывы-то отрицательные.
— Как всегда, когда изобретение чего-то стоит.
— Ну, уж… — недоверчиво хмыкнул Воробьев.
— Вы меня, Михаил Петрович, знаете. Стану ли я кривить душой?
— До трала ли сейчас, Георгий Иосифович! Мне вот надо срочно найти толкового инженера, который бы разбирался в военной технике, чтобы отправить с делегацией в Германию.
— В чем же дело?
— Кандидата не нахожу. Туго с кадрами.
— Проще простого: Клевцов.
— Дался вам этот Клевцов! У него что — семь пядей во лбу?
— Восемь…
— А язык? Немецкий-то небось на уровне «Анна унд Марта баден»?
— Как раз знает, и очень хорошо.
— Гм… — Воробьев сделал пометку в настольном календаре.
— Все же посмотрите проект трала, Михаил Петрович, сами, — произнес профессор. — В наступлении по минным полям, на мой взгляд, ему цены не будет.
— Ну раз так просите, посмотрю, конечно.
6
Через несколько дней Павла вызвали к генералу Воробьеву. У начальника инженерных войск времени было мало, разговор был предельно кратким. Михаил Петрович спросил:
— Немецким владеете в совершенстве?
— Так точно.
— В Германию едет военно-торговая делегация. Профессор Ростовский рекомендовал вас переводчиком. Не возражаете?
— Благодарю за доверие.
— Эта поездка пойдет вам на пользу, — сказал Воробьев. — Счастливого пути.
В приемной адъютант сообщил, что на вокзале его найдет товарищ, которому Павел будет подчинен непосредственно. Он же выдал документы и деньги. Поезд отправлялся на следующий день вечером.
На Белорусском вокзале, как всегда летом, было много народу. Павел пробрался к своему вагону и стал оглядываться. «Как же меня узнают?» — беспокоился он. Нина провожать его не пошла — проводы стали плохо действовать на нее с тех пор, как уехал отец. Простились дома. Да и вообще провожающих делегацию было мало. Неожиданно откуда-то сбоку подошел малоприметный человек лет пятидесяти пяти с темными глазами, остро выглядывающими из-под седых бровей. Широкий нос, крупное улыбчивое лицо выдавали истинного славянина.
— Клевцов? Здоро́во! — Он протянул шершавую руку, во второй он держал большой фибровый чемодан. — Идем!
В купе он снял пиджак, развязал галстук, с облегчением опустился на диван.
— Давай знакомиться. Волков Алексей Владимирович. — Голос у него был какой-то ржавый, отрывистый. — Значит, ко мне в переводчики? Я вот до семнадцатого в «Крестах» сидел и на Таганке, семь лет ссылки отвалял, политграмоту одолел, а языкам не выучился.
Из чемодана Алексей Владимирович достал бутылку нарзана, разлил по стаканам:
