Иван Колос - За час до рассвета. Документально-приключенческая повесть

— Ну, Юзеф, огонь, подземные трубы и чертовы зубы мы прошли! — вырвалось у меня. — Теперь в воду!

Я стал торопливо раздеваться. Дрожа от холода и возбуждения, оглянулся на Юзефа.

Он сел и протянул мне руку. Лицо его чуть белело в темноте, видно было, как блестели глаза.

— Да-а-а… — протяжно сказал он. — Эти метры через реку будут не легче километров, что остались позади…

— Пройдем и это!

Мы осторожно спустились по наклонной трубе в холодную воду Вислы.

Над Варшавой стояло темное зарево, но выстрелов не было слышно. Неумолчный бой гремел севернее Праги, на той стороне.

Быстрое течение понесло нас вниз; мы не тратили сил на то, чтобы с ним бороться. Оно нам даже помогало. Мы старались плыть без всплесков и много раз замирали, с головой погружаясь в воду, когда над рекой взлетала ракета. В одном месте мы почувствовали, что плыть стало вдруг трудно — нас так и тянуло ко дну. Это была отмель. Отсюда до берега оставалось метров двадцать… Это было в ночь на 2 октября 1944 года.

Что же касается судьбы повстанцев и самого генерала Бур-Комаровского, то, как я узнал позже, она такова: гитлеровское командование, приняв капитуляцию командования варшавского восстания, всех волонтеров загнало в концентрационный лагерь в Пружкове, что недалеко от Варшавы. Генералу же Бур-Комаровскому, по договоренности, гитлеровцы предоставили самолет, и он вылетел на нем, сначала в Швейцарию, а затем в Лондон…

Варшавская трагедия навеки покрыла позором польских эмигрантских правителей, стала страшным символом банкротства реакционных буржуазных политиков.

Весть о моем возвращении из Варшавы в Бялу-Подляску дошла и до наших польских друзей. В тот же вечер ко мне в комнату ворвался мой старый знакомый — поручик Вихота. Он бросился ко мне и, крепко обняв, выкрикивал радостно:

— Жив! Жив! Янек!

Говорили мы с ним о Варшаве. Я рассказал ему, что сбрасываемые нашими и польскими летчиками грузы попадали прямо к повстанцам, что население Варшавы держалось героически, что повстанцы сражались отважно. Когда же я заговорил о капитуляции Бура, Вихота вскочил, лицо его потемнело, и он резко бросил:

— Ну, этому никогда прощенья не будет! Придет время, он еще получит свое. Отольется ему святая кровь варшавян… — Он помолчал, потом уже спокойнее добавил: — Не долго страдать моему городу. Сейчас готовится удар такой силы, что вскоре вся Польша будет свободна.

Действительно, в наших войсках чувствовалась атмосфера приподнятости и ожидания. По всему фронту велась тщательная подготовка к наступлению.

В городе Седлеце, в госпитале, я прошел медицинскую комиссию и был отстранен от службы из-за сильной контузии и перелома левой руки. Чувствовал я себя в самом деле очень плохо. На семьдесят процентов потерял слух, в голове по-прежнему гудело, словно во время артиллерийской канонады. В заключении комиссии было сказано: «…Направить для лечения в Брестский госпиталь». Получив направление и запечатанный пакет, я решил просить у председателя комиссии разрешения остаться лечиться в санчасти при штабе нашего соединения. Просьба моя была удовлетворена.

В конце декабря 1944 года я получил новое назначение. Мне часто приходилось ездить в штабы частей, и я видел: по дорогам вереницей двигались к фронту пехота, танки, пушки.

12 января 1945 года войска 1-го Украинского фронта, несмотря на непогоду, исключающую поддержку авиации, прорвали сильно укрепленную оборону противника западнее города Сандомира, штурмом овладели сильными опорными пунктами гитлеровцев — Шидлув, Стопница, Вислица, Хмельник, Буйско-Здруй — и заняли более 350 других населенных пунктов. Здесь наши передовые части столкнулись с чрезвычайно мощной долговременной обороной гитлеровцев, которые пытались сделать все возможное, чтобы задержать наступление. Смерть подкарауливала наших солдат на каждом шагу: враг минировал все дороги, все подступы к населенным пунктам. Полосы минных полей перемежались с линиями траншей.

14 января перешли в наступление войска и нашего 1-го Белорусского фронта. Бок о бок с советскими солдатами сражались солдаты Войска Польского.

17 января совместными усилиями советских войск и Войска Польского Варшава была освобождена.

Как только город был занят, нашему соединению приказали перебазироваться на аэродром Океньце, вблизи Варшавы. В течение часа все было готово. Мне было приказано сопровождать штабные машины. Я несказанно обрадовался: хотелось скорее домчаться до Варшавы, чтобы узнать о судьбе моих польских товарищей.

…По дорогам к Варшаве тянутся обозы, двигается грозная техника. По обочинам идут и едут люди — возвращаются в покинутый город. Многие расселись на танках, на тягачах, не говоря уже об автомашинах. Я видел наши танки, увитые гирляндами цветов. Бойцов наших встречали, как родных — целовали, угощали кто чем мог. К нам в машину подсел старик варшавянин, сапожник Вацлав Корковский.

Въезжаем в Прагу. Предместье Варшавы выглядит празднично. Над домами развеваются польские национальные флаги, с балконов свешиваются ковры, украшенные орлом без короны — гербом демократической Польши. На улицах необычное для раннего часа оживление. По мостовой под звуки песни движется демонстрация, гремят возгласы в честь Советской Армии и ее славных полководцев, в честь Войска Польского, смело выступившего на борьбу против гитлеровских захватчиков.

Наконец мы в Варшаве.

Вацлав Корковский попросил на минуту остановить машину. У бывшего Монетного двора он снял старенькую фетровую шляпу, широко перекрестился и тихо сказал:

— Вот что осталось от тебя, дорогая Варшава!.. Но ты будешь жить…

Мы стояли возле него, как и он, сняв головные уборы.

Действительно Варшава страшно пострадала от рук гитлеровцев. Мы попросили Корковского провести нас до улицы Кручей, где я приземлился в памятную сентябрьскую ночь, где было мое подполье.

Корковский иногда просто терялся, не узнавая родного города.

— Кажется, это угол Иерусалимской и Маршалковской, — растерянно шептал он, пожимая плечами.

Неубранные трупы гитлеровских вояк еще валялись на перекрестках. Тут и там виднелись обгорелые остовы трамвайных вагонов. Вокруг зияли большие воронки, дыры канализационных люков. Здесь под землей укрывались варшавские повстанцы, по этим тоннелям выходили они из горевшей, но непокорившейся Варшавы.

Поблагодарив Корковского, мы поехали к аэродрому Океньце. По шоссе, с запада, тоже тянутся к Варшаве толпы людей.

— Варшава свободна!.. Варшава свободна!.. — кричали люди на всех дорогах.