Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Т.3. Грабители морей
Надод нерешительно встал.
— Вы сомневаетесь в моем слове? — спросил Коллингвуд, хмуря брови.
— Нет, милорд, — отвечал бандит, — но я боюсь, удастся ли мне разменять эти билеты в Америке.
— Плохой же вы финансист, бедный мой Надод! — с улыбкой возразил адмирал. — Билеты Королевского банка ходят в Америке с премией в 5 процентов. Таким образом, вы при размене наживете целых пять тысяч фунтов стерлингов.
— Простите, милорд… я не знал… Через две минуты я возвращусь и буду к вашим услугам…
Надод пошел к дверям, но едва отворил их, как сейчас же вскрикнул и поспешно бросился назад, к тому столу, у которого сидел адмирал.
— Что такое? — удивился тот, поспешно вставая как бы для защиты.
Отвага не потребовалась.
В дверях стоял сухой, тощий старикашка небольшого роста. Глаза его гневно сверкали. Это был Пеггам, сам грозный Пеггам. Он был похож скорее на призрак, чем на живого человека. Впрочем, на Коллингвуда появление старика не произвело такого действия, как на Надода.
— А! Это вы, Пеггам, — произнес адмирал с холодностью, которая составляла резкий контраст с волнением Надода. — Могу вас поздравить с тем, что вы сильно опоздали. Входите же. Мы только что сейчас о вас говорили.
— А! Вы говорили обо мне! — саркастически заметил нотариус. — Что же вы говорили о старике Пеггаме? Можно полюбопытствовать? Вот, вероятно, честили старую скотину!..
— Мы выражались о вас гораздо сдержаннее, чем вы теперь, — отвечал Коллингвуд, раздосадованный странным приходом Пеггама. — В следующий раз я бы попросил вас не забывать, господин нотариус, что у меня есть лакеи для того, чтобы докладывать о посетителях.
— Оставьте ваши упреки! — возразил зловещий старик. — Я узнал, что желал… Все средства хороши для изобличения предателей.
С этими словами он кинул на Надода один из тех грозных взглядов, перед которыми трепетали самые неукротимые из «Грабителей».
Красноглазый тем временем успел оправиться от испуга и смущения и ответил на этот взгляд вызывающим жестом, от которого раздражительный старик пришел в неописуемую ярость. Бледное пергаментное лицо его позеленело.
— Берегись! — сказал он Надоду. — Я ведь сумел укротить и не таких, как ты… Бывали и поопаснее тебя.
Надод нервно рассмеялся.
— Те, которых ты укрощал, были не моего закала, — дерзко заявил он.
— Надеюсь, государи мои, что вы не намерены сводить свои личные счеты в моем присутствии, — высокомерно проговорил Коллингвуд. — Если я вам поручил когда-то исполнить одно из тех гнусных дел, которые составляют вашу специальность, то из этого еще не следует, что вы имеете право забываться в моем присутствии!.. Так как вы встретились здесь оба, то не угодно ли вам прийти друг с другом к какому-нибудь соглашению? Я приготовил сто тысяч фунтов стерлингов. Кому из вас прикажете их отдать?
— Душевно благодарен вашей светлости, — иронически поклонился Пеггам, — за то, что вы напомнили мне разницу не между соучастниками Лофоденского дела — королевский палач никакой разницы между ними, вероятно, не признает, — но между пэром Англии и скромным нотариусом из Уэльса… Со своей стороны я тоже буду помнить, что имею честь находиться в доме его светлости, милорда Коллингвуда, при помощи «Грабителей» — герцога Эксмутского.
Эту язвительную фразу нотариус закончил сухим коротким смехом, но Коллингвуд счел ниже своего достоинства продолжать пикировку. Он понимал, что для него всего лучше отделаться от Пеггама как можно скорей. Поэтому он взял приготовленные банковские билеты, выложил их на стол и тоном, исполненным глубокой горечи, повторил:
— Кому прикажете заплатить цену крови?
На бледном лице Пеггама опять появилась улыбка. Он хотел ответить, но вдруг насторожил уши, как будто услыхав снаружи какой-то шум.
Подумав с минуту, он прошептал:
— Это не они. Они еще не успели вернуться.
— Что же вы не отвечаете? — настаивал адмирал. — Покончим скорее с этим делом.
— Вы уж очень торопитесь от нас отделаться, — каким-то странным тоном заметил Пеггам. — Через минуту вы будете совсем другого мнения… Заплатите деньги Надоду, как было условлено. Мы с ним сосчитаемся. А вот и документы, подписанные вами: я взял их у Дженкинса, которому Надод поручил их беречь.
Произнеся эти слова, Пеггам, по-видимому, снова погрузился в свои собственные размышления, не имевшие ничего общего с тем, что происходило кругом.
Невозможно описать удивление Надода при такой неожиданной развязке. Он ровно ничего не мог понять. Адмирал пожал плечами, как человек, которому нет никакого дела до всех этих странностей, и взял документы, поданные Пеггамом. Тщательно рассмотрев их и убедившись, что они те самые, которые он подписывал, он поднес их к свечке и с удовольствием смотрел, как они горели. Когда они обратились в лёгкий темно-серый пепел, адмирал вздохнул, словно избавившись от тяжкого гнета.
«Наконец-то! — подумал он. — Наконец-то я избавился от этих негодяев!»
До самого последнего дня, до самой последней минуты Коллингвуд был уверен, что «Грабители» не удовольствуются условленной суммой за возврат документов. Слишком уж было им легко вытянуть из него впятеро, вшестеро больше! От него могли даже потребовать все двадцать пять миллионов франков, лежавшие в Английском банке. Поэтому адмирал был очень благодарен «Грабителям» в душе за их относительную честность и, между тем как Надод тщательно укладывал в свой бумажник полученные банковские билеты, сказал Пеггаму уже значительно мягче, чем говорил до сих пор:
— Вот мы и поквитались, а так как теперь уже поздно, то не разойтись ли нам и не лечь ли спать?
— Сегодня ночью вам не спать на своей постели, милорд Коллингвуд, — мрачно отвечал Пеггам, понижая голос, как будто он боялся, что его слова услышит кто-нибудь посторонний.
— Что вы хотите сказать? — спросил адмирал, на которого торжественный тон бандита произвел сильное впечатление.
— Я хочу сказать, — невозмутимо продолжал старик, — что если б вы в полночь уплатили Надоду условленную сумму, то погибли бы оба — и вы, и он. Я хочу сказать, что мое письмо, задержав уплату, спасло вас на некоторое время. Я хочу сказать, наконец, что пришел сюда охранить вас от самой страшной опасности, какой вы когда-либо подвергались.
— Объяснитесь, ради Бога.
— Вы, вероятно, подумали, что я пришел только для того, чтобы помешать Надоду убежать в Америку с деньгами, принадлежащими нашему товариществу?
— Как! Вы это знаете!.. — пролепетал Надод.
— Я все знаю. От меня ничто не укроется, — подтвердил ехидный старик, злобно хихикнув. — Да, милорд? Вы это самое подумали? Ну-с, так вы очень и очень ошиблись, позвольте вам доложить. Я бы не стал себя беспокоить только для того, чтобы удержать в Англии нашего милого Надода, как ни драгоценны для нас его услуги. «Оса» — наш корабль. Он идет в Америку как будто для закупки сахара, но на самом деле для того, чтобы составить там список кораблей с особенно богатым грузом. Эти корабли мы собираемся ограбить, не дав им дойти до Англии. Я тем легче допустил бы отъезд Надода, что у капитана «Осы» не было денег для уплаты за сахар. Капитану я сказал вот что: «В самую последнюю минуту на корабль явится Надод, записавшийся пассажиром под вымышленным именем. С ним будут наши деньги, счетом два с половиной миллиона франков. Вот вам записка. Через два дня после отплытия отдайте ее Надоду». Записка была недлинная — всего две строчки такого рода: «Сим предписывается Надоду закупить четыре тысячи мест сахара и лично доставить груз в Англию». Подписана записка была «Пеггам». Я был уверен, что встречу беспрекословное повиновение. Не так ли, Надод? Ведь Пеггаму нельзя не повиноваться.
