Валентин Иванов - Возвращение Ибадуллы

В эту минуту, точно под тяжестью радуги, высокие вершины деревьев затряслись в беспорядочной качке. Массив леса разделился. Осталась узкая лента под гребнем, а остальное поползло вниз, к Инду.

Лес падал, как колосья под ураганом. Вверх полетели вывернутые стволы, уже лишенные сучьев, земля, фонтаны грязи. Нельзя было уловить мгновение, когда чудовищная лавина перестала быть лесом и сделалась хаосом. Воздух наполнился влажным гулом, свистом и невыразимым грохотом. Потом ухнул тупой, могучий, нестерпимый для слуха удар. Достигнув русла реки, лавина выбила воду и вздыбилась, остановленная противоположным берегом.

От толчка дрогнули окрестные горы. Сверху оторвались и полетели вниз новые, уже более мелкие лавины. Противоположный берег медлил. Там не было прорытой людьми узенькой щели, которая сумела совершить здесь великое дело. Но потрясение земли было таким мощным, что не могло остаться без последствий и для того берега. Лес зашатался и пополз вниз, опрокидываясь и сокрушая сам себя. В реку рухнул новый оползень. Толчок повторился.

Люди не успели заметить, когда Инда не стало. Его русло заткнула широчайшая и высочайшая перемычка, образованная из земли и леса, – гора перепутанных и переломанных деревьев, ершистая, колючая, черная как уголь.

Бекир сидел на корточках и плакал, как маленький ребенок. Асаф обнял Эль-Мустафи и прятал голову у него на груди, чтобы не видеть. Баркатулла истерически хохотал, спокойный Хадим с вызовом поднял руки к небу. Другие метались, ломая руки, с несвязными воплями торжества.

А выше запруды Инд поднимлся в бешенстве. Мутные воды ринулись в овраг и ударили в мирно стоящий полузатопленный лес таранами тысяч всплывших стволов. Раздался треск ломаемых на корню деревьев.

Эль-Мустафи отбросил Асафа и закричал:

– Опомнитесь, братья! Еще не все сделано. Спешите! Пойдем.

Приказ вожака отрезвил людей. Привыкнув повиноваться, каждый подхватил свой мешок и поднял кирку или кетмень. В последний раз люди взглянули на дело своих рук. Грязная вода бурно топила прибрежные леса. Сжатая высокими горными берегами, река нашла единственный выход в овраге на южном берегу и хлынула туда всей силой.

Река не оставляла в покое и нежданную преграду. В рыхлом теле стихийно появившейся плотины работали бесчисленные струйки. Они вымывали землю между поваленными деревьями, расширяли щели. Препятствие будет снесено. «Но когда?» – думал Эль-Мустафи.

Солнце собрало радугу и скрылось. Вновь пелена дождя затянула страшную картину разрушения. Дождь звучал иначе, шипение леса сменилось тупыми ударами по обнаженной земле.

Теперь люди напали на каменный вал, который запирал седло расселины; для атаки они выбрали тыл барража – сторону, обращенную к югу, к американской базе.

Здесь ничего нельзя было приготовить заблаговременно: кто мог знать, когда американцы захотят посетить свое сооружение? И много лет потребовалось бы для восьми пар рук, чтобы разобрать стену длиной более километра и в несколько раз превосходящую человеческий рост. Ведь ее строили сотни рабочих с помощью сильных американских машин.

Не имея привычки обращаться с камнем, восемь тружеников работали медленно, хотя и спешили. Много времени ушло, пока они сумели в двух местах вытащить несколько камней, выгрести щебень и добраться до середины каменного массива.

В ниши Эль-Мустафи заложил по два длинных и толстых предмета, похожих на колбасы. От каждого из них шел белый шнур с вплетенной красной нитью в знак того, что пропитанные волокна фитилей не боятся влаги и могут гореть даже под водой. Тщательно и осторожно, чтобы не повредить шнуры, люди постарались заполнить камнями взрывные камеры. Концы шнуров легли на верх стены, как те змеи, которых видели Эль-Мустафи и Асаф в день падения первых капель дождя.

Сейчас змеи ушли в норы, чтобы в полусне переждать ненастное время. А по оврагу к каменному валу бежали волны Инда. Под хлещущими бичами дождя они мчались вспухшие, яростные, черно-серые с грязными гребнями, как стада взбесившихся буйволов. Добежав до тяжелого каменного препятствия, они смирялись. Волны пробовали взобраться наверх, скатывались и поворачивали назад, чтобы встретиться с резервными армиями Инда.

Вода неуклонно прибывала и поднялась уже до половины высоты стены. По громадному бурному озеру плыли вывороченные с корнями деревья, кружились в беспорядочных течениях, ударялись в стену и царапали цементную штукатурку.

Люди не видели бешенства воды. Как муравьи продолжая работу, они старались еще в нескольких местах расшатать сопротивление стены. Пока еще было время хоть что-нибудь сделать, они не могли позволить себе остановиться. Сочилась ли сквозь стену поднимающаяся вода, они не знали, так как ливень не прекращался.

Эль-Мустафи умел обращаться со многими вещами. Порой он казался старым, на самом деле ему было только тридцать пять лет. Прежде чем научиться ходить по пыльным дорогам Индийского полуострова в маске дервиша-дивоны, с традиционным посохом и чашей, он успел пережить многое. Перед второй мировой войной он был матросом на одном из кораблей индийского военного флота. Он проходил курс минного дела под руководством английского офицера. Тогда Эль-Мустафи носил другое имя. И на этом же корабле он встретился с людьми, изменившими сначала его мысли, а потом давшими ему благородную цель жизни.

Эль-Мустафи взобрался на стену и рассчитывал. Оставалось еще три фута, потом вода пойдет верхом. Барраж оказался недостаточным, но американцы не виноваты. Разве они могли предполагать такой оползень? Вода сама упадет вниз, и Инд хлынет по новому руслу. Нужно, чтобы барраж рухнул не раньше, но и не позже. Эль-Мустафи хотел бросить в атаку на американскую базу собранный барражем запас воды сразу, в тот момент, когда первая волна Инда перельется через препятствие.

Заряды были похищены должниками Сеид-Кисим-Хана и Шейх-Аталык-Ходжи, работавшими на строительстве американской базы. В глиняном городке должны были быть и еще такие же заряды.

Ливень хлестал, вода прибывала, до нее уже можно было достать рукой. Эль-Мустафи позвал товарищей.

Люди вскарабкались на стену и сели тесной кучкой. Они были так разгорячены работой, что, несмотря на ливень, виднелся пар, поднимающийся от их почти голых тел.

Со дня рождения тела этих людей не имели ни одной унции жира, теперь же они совсем высохли в нечеловеческом труде, поддерживаемом пищей, от которой американец умер бы с голоду. Торчали ребра и позвонки, каждый мускул под кожей был виден отдельно. Локти и колени своей остротой напоминали угольник плотника, а обтянутые тонкой кожей лица скалились, как черепа на кладбищах.