Виктор Лавринайтис - Падь Золотая

— Не стесняюсь я… — Женя смущенно поерошил рыжеватые волосы. — Да ребята могут застесняться.

А они сегодня очень устали. Я, дедушка, меньше устал.

— Меньше?.. — Дедушка неловко погладил его по голове.

Ребята, узнав, что к озеру придут звери, торопливо поужинали. Освеженные сном и вкусной яичницей, они почувствовали себя намного бодрее. Но дедушка велел спать. Может, зверь придет еще не скоро.

Савраска, взойдя на сухое место, тоже лег, уткнувшись мордой в землю.

Ребята проспали, пожалуй, около часа, когда дедушка осторожно разбудил их. Солнце вот-вот готовилось закатиться. С пурпурового неба лился мягкий красноватый свет. Как будто невидимая рука опустила прозрачный розовый полог, и сквозь него выступили в несвойственной им окраске далекие горы, широко раскинувшееся болото и виднеющийся за ним лес.

— Тише, герои, тише… — шепотом повторял дедушка. — Идет сохатый. Только тише…

Ребята услыхали хлюпанье. Они привстали и увидели странное животное. Величиной оно было с большого быка. На голове широкие, лопатообразные рога с большим числом отростков. Морда вытянута, верхняя губа далеко выступает вперед. Под мордой — борода, на загривке — несуразный горб. Туловище зверя в сравнении с длинной массивной головой казалось коротким. Ноги для такого большого животного — несоразмерно тонкие, похожие на ходули. В отличие от изюбра — стройного и легкого, — сохатый поражал своим грубым, топорным видом.

— Ну и страшило!..

— Постой, постой, что ты болтаешь, Паша? Ишь ты, «страшило»! — зашептал дедушка. — Посмотри, вышагивает-то как. Будто лебедь. А грудь, а рога! Красавец что надо, а ты такое сморозил… Это самец. Самки, они меньше и без рогов.

— У него, дедушка, рога — тоже панты?

— Ну, панты! Чего захотел, чтобы у каждого панты… Рога у сохатого ничего не стоят: кость и кость. Каждому зверю дано свое: пантов у сохатого нет, зато мяса — гора. По тридцать пудов самцы бывают. Целому полку на обед!

— По тридцать пудов? Полтонны!.. А в этом, дедушка, сколько?

— Да, пожалуй, около того.

— А как по болоту легко идет, легче Савраски.

— У него ноги такие. Копыта раздвоенные, широкие, между ними перепонки, как у утки. Вот болото его и держит, словно он на лыжах.

Сохатый остановился на берегу озера и, вытянув длинную морду, замер. Ребята залюбовались его могучим видом. Какая-то своеобразная красота исходила от этого таежного великана. Он был похож на грубое каменное изваяние, поражающее своей массивностью и мощью.

Сохатый постоял, прислушиваясь, прядая ушами. Не услышав ничего подозрительного, вошел в озеро. Сначала он вел себя осторожно: срывал водоросли, растущие у поверхности воды, и, поедая их, оглядывался и водил ухом. Потом, войдя во вкус, начал погружать свою морду глубоко в воду и, вытаскивая водоросли, так фыркал и хлопал ушами, такой поднял шум и плеск, точно купались сразу все монгонские ребятишки.

Зверь находился в озере долго. Ребята забыли усталость и жадно смотрели. Наконец сохатый вышел на берег, отряхнулся, сбросив с себя тину, и неторопливо направился к лесу.

Ночью, сквозь сон, ребята слышали такой же шум: к озеру еще приходили сохатые.

Алик тихо стонал и бредил. Женя, пересиливая сон, заботливо накрывал его одеялом.

Под утро Женя от холода проснулся. Было почти светло. Заря разлилась по всему небу. Над болотом стлался редкий туман. Птичий гомон стоял в воздухе. Крякали крякуши, попискивали и посвистывали чирушки, где-то мирно гоготали гуси. Перекрывая все голоса, протрубили журавли.

Не замечая проснувшегося Жени и поеживаясь от холода, вылез из-под одеяла Федя. Он снял тужурку и набросил ее Алику на ноги, но, увидев Женю, смутился, что-то сердито буркнул, нахлобучил на глаза картуз и залез обратно в постель.

— Женя, это ты? — не поднимая головы, спросил он через минуту.

— Я…

— А мне показалось, что Пашка… Женя, заболел, наверное, Алик, стонет все время.

— Заболел… Может, ничего, Федя, поправится быстро.

Помолчали.

— Женя… — зашептал опять Федя. — Алик совсем хороший стал. А вот не могу с ним говорить. Хочу, а не могу. Почему так?

— Не знаю. Пройдет это. У меня тоже так было. Я одно, Федя, не понимаю. Чего мы с ним ссорились? Как начали, так остановиться не могли — ни мы, ни он… И всё больше…

— Мать у него чудная. А он парень ничего, хороший мальчишка будет!.. Знаешь, он все злее и злее становился, потому что один. Все в одиночку… Здесь он совсем другой.

— И я так же думаю…

Глава XIII

ЗЕМЛЯ

Позавтракав, ребята опять двинулись вперед. Боря хотел было из оставшихся трех яиц приготовить яичницу, но, вздохнув, отложил их в неприкосновенный запас. На Савраску посадили Алика. Он силился бодриться, но за ночь заметно осунулся.

Идти было тяжелее, чем вчера. Здесь болото растаяло глубже. Ноги погружались в зыбун выше колен. Савраска продвигался тоже с трудом и вязнул местами до живота. Алик слез с лошади и, понурившись, шел позади.

Ребята остановились и подождали его.

— Дай мне, Алик, ружье! — сказал Женя.

— Рюкзак снимай! — приказал Боря.

— Мне сумку! — потребовал Паша.

— Женя, пусть он мне тужурку отдаст! — буркнул Федя. — Я что-то замерз.

— Мне, Алик, патронташ, — попросила и Наташа. Алик молча смотрел на ребят.

— Давай, давай! — строго повторил Женя. — Отдохнешь немного и обратно возьмешь.

Дневной жар усиливался. Экспедиция медленно, но упрямо продвигалась к цели: шаг вперед, упор палками, чтобы легче выдернуть увязшую ногу. Тина и густая трава цепляются, не дают передвинуть ногу. Наконец сделан новый шаг, опять упор палками — и так метр за метром.

— Ребята, — заговорил Женя, — самое тяжелое, когда делаешь и не знаешь зачем. А мы знаем, что не просто идем, а падь Золотую ищем…

— Правильно! — с трудом переводя дух, поддержал Паша.

— Дядя Сережа и дядя Вася ведь уже совсем умирать собирались, пошевелиться силы не было, а открыли падь Золотую и до Монгона дошли… А нам что? Жарко очень. Но от тепла ничего опасного не получится. Только пот идет.

— Голод — тоже плохо, — подумав, сказал Боря. — Нам-то что: мясо, яйца, соль есть.

— И без воды нехорошо, — откликнулся Федя. — Я папе «Василия Теркина» приносил. Прочитал папа и сказал: «Правильно. На фронте бывало и так, что из лошадиного следа воду пили». А мы только ступим — и до колен вода. Она хоть красная, но ничего, вкусная.

Экспедиция вышла на середину болота. И позади и впереди на одинаковом расстоянии зеленел далекий лес.

Дедушка устраивал частые остановки и заставлял ребят умываться. В обеденный привал он натянул на палки палатку и приказал ребятам спать, прикрыв их от зноя травой.