Михаил Зуев-Ордынец - Библиотека приключений в пяти томах. Том 2
— От всякого выражения, — сказал я.
— Оно должно быть свободно и от выражения и от отсутствия выражения. Потому что каменное, неподвижное лицо, то есть отсутствие выражения… — он взглянул на меня, — то самое, что вы сейчас стараетесь изобразить… это ведь тоже выражение. Мы, ниндзя, должны маскировать все наши отличительные черты и видимые качества.
На интерфоне зажегся фиолетовый свет. Командор ткнул пальцем в одну из кнопок, поднес к уху наушник и, выслушав то, что ему сообщили, произнес:
— По второму делу продолжайте прежнюю манеру воздействия и готовьте условия для проведения приема “дунфын” с миттельшпилем типа Ди.
Положив наушник на стол, он кивнул нам в знак окончания аудиенции и слегка шевельнул щекой — это означало улыбку, но такую, в которой выражение сведено к минимуму.
Бан торопился в город — он гнал машину вовсю. Дорога была хорошая, можно было спокойно выжимать до ста километров. Я спросил Бана:
— У нашего шефа всегда такое… нейтральное лицо? И такой голос?
Бан кивнул головой:
— В обычное время такое. Сейчас он вроде актера без грима, отдыхающего между спектаклями. Но когда это надо, на его лицо можно положить любые краски. Он может надеть на лицо любое выражение и может говорить и двигаться по-разному. А сейчас…
Бан прищурил глаза и замолк, обгоняя машину. Я сказал:
— Сейчас у него все поставлено на нуль.
Даню рассмеялся.
— И мы должны научиться этому. Человека с таким лицом и манерой говорить и двигаться нельзя читать. Командор зашифровал себя.
— Да, — согласился я. — Он надежно защищен от всех таблиц Веласкеса.
г) ОБРАБОТКА о.а.–1
Зато наши о.а. не имели никакой защиты от знаний, которыми мы были вооружены с головы до ног. Борьба была неравная — мы могли видеть все их карты насквозь и предугадывать их ходы, а они ничего не могли видеть.
Веласкес поставил перед нами цель: добиться полного подчинения о.а.–1 и о.а.–2 нашей воле, установить полный контроль над их сознанием и психикой.
— На этом кончатся практические занятия с этими объектами, — сказал он, поглаживая двумя пальцами эспаньолку. — А там посмотрим. Может быть, начнем какую-нибудь акцию с участием обработанных вами объектов.
— Пустим в ход этих девиц? — спросил Даню.
Веласкес ответил изящным кивком головы и, скользнув взглядом по нашим лицам, заметил:
— Спешу предупредить вас, будущих ниндзя, чтобы не было неприятных недоразумений… Эти девицы должны для вас быть только объектами акции — и ничего больше.
— Вне зависимости от тех отношений, которые могут у нас установиться? — спросил я.
— То есть как “могут”? — Веласкес поднял палец. — Не “могут”, а “должны”. Между вами и объектами акции должны установиться близкие, интимные отношения — такова цель проводимой акции. Но повторяю, во всех случаях эти объекты должны остаться для вас только объектами акции — номер один и номер два, и ни на йоту больше. Таково правило, нарушать которое не советую.
Даню широко улыбнулся.
— Подопытные обезьянки — и только.
После трех общих встреч, проведенных в строгом соответствии с планом, мы разделились и стали встречаться отдельными парами. И стали отдельно друг от друга составлять планы встреч.
Но между нами образовался большой разрыв. Еще в ходе общих встреч Даню удалось успешно провести два комбинированных приема и форсированный трюк инсценировать во время игры в теннис падение и вывих ноги (ФТ-7б). Под этим предлогом он слег на несколько дней и залучил Вильму на нашу квартиру. Она стала приходить к нему одна, без подруги, но с условием, что буду присутствовать я.
Во всяком случае, благодаря этому ФТ Даню вырвался вперед. Веласкес признал, что обработка о.а.–2 близится к финальной стадии.
— Я уже приучил ее к пощечинам, — сказал со смехом Даню. — Уже больше не плачет. А через три-четыре встречи начнет, как в одном французском фильме, целовать мне ноги.
Но у меня дело шло значительно хуже. Прежде всего сказывалась разница по части интеллектуального показателя (ИП), эмоционального строя (ЭС) и других данных, от которых зависит степень эффективности приемов и комбинаций, направленных на волю о.а.
На основании анализа внешних данных, манер и жестов Гаянэ я внес в ее формулярную карточку — в графу характеристики следующие пометки:
ИП (интеллектуальный показатель) — выше среднего. Сообразительна, реакция быстрая. Рассудительна. Хитрить не умеет. (У Веласкеса очень детально классифицированы движения бровей и машинальные жесты во время пауз и в минуты волнения. Благодаря этому удалось точно установить, что Гаянэ вспыльчива. А вспыльчивые не умеют последовательно хитрить.) Наблюдательна. Привычка: когда слушает, пристально смотрит вам в глаза.
Мои отчеты о встречах с о.а.–1 не нравились Веласкесу, но он все же не требовал форсирования.
— Все дело в неточности исходного анализа, — решил он. — Тактику “модерато-4” продолжайте, только надо сменить манеру “меллер”. Продолжайте осторожно прощупывать объект и проверяйте приемы.
И я продолжал то, что требовалось: проводил прелиминарные подходы, то есть подготовку удобной ситуации для осуществления того или иного приема, делал ходы для проверки защитных реакций (ЗР) объекта и для проверки амплитуды колебаний речевых реакций на разговоры по разным группам тем. Заполнял формулярную карточку соответствующими пометками и цифрами — о проведенных ординарных и комбинированных приемах и ходе обработки.
Даню утешал меня:
— Твоя обезьянка, судя по выражению глаз во время разговоров на темы “секси-эф”, явно сублимирует свои эмоции, их надо развязать. По-моему, ты провел слишком медлительный, спокойный дебют и потерял темп.
Дела у моего друга шли так хорошо, что он уже стал поучать меня.
Обработка Гаянэ продвигалась медленно. Но это вовсе не означало, что таблицы Веласкеса плохи. Благодаря им я был в курсе ее настроений и мог угадывать ее отношение ко мне. Вначале она присматривалась ко мне, но вскоре ее защитные реакции, в первую очередь настороженность, пошли на понижение. Этому способствовал в значительной степени тот разговор, который произошел у нас во время долгой ночной прогулки после концерта в итальянском клубе: мы обменялись воспоминаниями о детстве.
Она рассказала, что провела детство в Греции, отец умер после войны, и мать перебралась сперва в Каир, потом сюда и стала работать корректором в типографии при ипподроме. Здесь живет дядя — старший брат отца, он лесничий в монастырском заповеднике. В прошлом году Гаянэ устроилась на работу, а старшая сестра недавно вышла замуж за дантиста и уехала с ним в Армению. Когда она рассказывала об этом, мы проходили мимо домиков с тростниковыми пологами на дверях. Оттуда выглядывали девочки-подростки с накрашенными губами и зазывали прохожих. Гаянэ сказала, что десятилетнюю девочку, жившую в их переулке, на днях продали в один из этих домов.
