Виктор Сафронов - Жди свистка, пацан
Возможно, еще не так давно, ходил по Барселонам и Каирам, и знать не знал, что пуля для него уже отлита и стараниями работяги-иноверца прицел для автомата — изготовлен. Значит такого убить почетно, а тяжело ранить — не жалко…
А лицо какое зверское… Фанатик — с ударением на последнем слоге…
Опять бежит… Бежит… Плавно, очень плавно нажимаем на курок…
Выстрел. Отдача в плечо.
Что мы имеем в сухом остатке? Смотрим.
Не бежит, а лежит. Лицо сразу лучше. Гораздо добрее. Одной пулей и лишний фанатизм испарился… Как мокрой губкой, смыли мел со школьной доски, так и здесь…
И еще одну пулю вдогонку. Пусть попытается… Словить животом…
Ты смотри?
Словил.
* * *Наблюдаю за своими действиями, как бы со стороны. Совесть врача, бездумно отдавшего в чужие руки клятву Гиппократа, бурлит и возмущается. А после последнего выстрела моя бедная душа кровью облилась и возрыдала от негодования.
Это ж, сколько убитого народа совершенно зряшно лежит? По вздорному поводу раскинулось, разбросалось по земле. Погибли и умерли совершенно бездумно и безнадежно. Прозекторский стол не терпит пустоты, а здесь столько материала для науки. Вместо ее поступательного развития и прогресса, мы имеем большую дулю и кукиш с куском дерьма на конце.
Простецкие грубоватые утверждения, но они необходимы только для того, чтобы подчеркнуть безграничную меру моего отчаяния и горя.
Нет. Так нельзя. Будущее мне этого не простит. Следует решиться… Пора уже что-то делать.
Да, что будущее? Мои коллеги, специалисты госпитально-полевой хирурги, мне этого никогда не простят.
Автомат схоронил в теньке. Забросил сумку свою полевую с красным крестом на спину и пополз к мной подстреленному воину. Хотелось поприсутствовать при торжественном отправлении его души прямо к Аллаху?
Своим, чтобы они меня не подстрелили, посчитав предателем и дезертиром, я крикнул, что пополз брать врага в плен. Живого или мертвого.
Добрался я до него. И… Слов нет моим восторгам. Ох, и живучие создания эти сыновья гор.
Оттащил его в воронку. Достал перевязочные материалы и медикаментозные средства и стал его раны обрабатывать, да перевязывать, под прицельным перекрестным огнем. Пробил ему видать крупный венозный сосуд. Черная кровь вытекает дымящимися пузырями… Как мог за тампонировал рану, провел т.с. тампонаду ввел туда пару гигиенических салфеток…
И вдруг меня, только я руки убрал, подбросило над землей на несколько метров… В полете я оглянулся на то место, где держали оборону мои товарищи по оружию… Столб дыма, земли и… Не зря они нас, как тараканов гнали, именно в этот глиняный мешок… на эти позиции.
Сейчас стало яснее ясного, там все было заминировано.
Когда враги увидели, что нас, отчаянных парней им в плен не взять, они и рванули…
Мои поздравления коварному агрессивному воинству, в очередной раз обдуривших доверчивых и добродушных деревенских увальней из глубинки России.
Камни, комья, палки сверху летят. Несут грязь и инфекцию тяжелораненому. А я старался, перевязывал. Пришлось мне, чтобы не было мучительно больно за бесполезно-выполненную работу, накрыть раненого своей хилой, врачебно-санитарной спиной. Падающим, неизвестно откуда взявшимся булыганом, мне и врезало точно по кумполу, что бы не был таким человеколюбивым и милосердным. Пришлось кратковременно отключиться…
* * *Пришел в себя, оглянулся, а враги со всех сторон окружили. Там где недавно пряталась группа наемников-федералов, только огромная воронка и дым.
Кажется, всех наших поубивало взрывчатыми материалами. Меня, неразумные братья по разуму окружили, из автоматов целятся, слова незнакомые кричат. Хоть и подташнивало после контузии, но пришлось тужиться и вспоминать. Вспомнил: гранаты и другую амуницию достал из карманов, когда готовился к бою. Ни себя, ни обутого бандита подорвать нечем. Придется сдаваться в плен.
— Раненному, тяжелораненому помогите, хлопцы, не толпитесь, дайте ему воздуха. — Стал громко кричать, указывая на лежащего без сознания паренька. Поднялся. Стал расталкивать галдящих.
Рисковал?
Конечно.
Но выхода другого не было, пришлось идти ва-банк.
Обыскали, конечно. Оружия не нашли и ладно.
Пока еще не убили. Бережно, с моей помощью и непосредственным участием, стали укладывать раненного на носилки. Уложив, с криком, шумом и воем побежали куда-то за разрушенные постройки. Там стояло несколько автомобилей. Меня босоногое воинство, прихватило в качестве трофея с собой, а чтобы бежал шибче, подгоняло прикладами и палками.
Я им кричу, что я доктор.
Не понимают.
Опять кричу, я — врач.
Не понимают.
Ну и рожи у них. Звери, а не воины Аллаха.
Подбежали к автомобилям, а там под колесами со связанными за спиной руками пару наших контуженных и отброшенных взрывом сидит. Головами трясут, пытаются от контузии избавиться.
Спорить стали воины-бандиты. Что делать со мной, да с раненными? Грешным делом подумал, что отведут сейчас рабов божьих подальше и шлепнут там без справедливого приговора шариатского суда. Хотя, почему шлепнут? Кто им мешал это сделать там, на месте боя или прямо здесь?
Суета, спешка. Бандюги еще не отошли от горячки боя, щелкают затворами, в мою сторону поворачивают автоматы. Начинают грузить раненого и своих убитых. Я на ломаном русском, показывая на раненного говорю, что он может не выдержать дороги и умереть. Намекаю, что без меня, знающего, что почём, ему наступит полный кердык.
Их главный. Пожилой, с испещренными морщинами лицом, поднял голову от того паренька на носилках, и говорит с долгими паузами:
— Спаси его, если можешь…
Услышав знакомые слова, слегка удивился, хотя вида не показал. Переспросил на всякий случай: «Сын?». Он утвердительно кивнул. А я еще тогда подумал грешным делом: «Интересно, от какой по счету жены сыночек?» Вслух, учитывая окружающую обстановку, уточнять не решился.
А вот как это сообразуется с каноническими нормами их религии? Принимать помощь от неверного, которого убить — доблесть? Имею ввиду, униженно просить его об одолжении? Со слезами на глазах, умоляюще смотреть на него, как бы пытаясь понять, что эта «собака» сможет сделать? Это уже не доблесть, а полный крах идеи.
Видно старый мусульманин прочел в моих глазах и интерес и сомнение. Для того чтобы у меня не было никаких сомнений, он сперва показал на висящий у него на поясе пистолет, а потом показал деньги.
Может и неправильно, но я попытался расшифровать эту головоломку следующим образом: