Последний танец Кривой белки (СИ) - Иван Валентинович Цуприков
Мишенька, ты слышал об этом? - Виктор не отрывал глаз от Степнова.
- Н-нет, - замахал тот головой.
- Может, и сейчас живут. Слой торфа здесь метра два-три, а глубина болота не измерена. Геологи говорили, оно очень глубокое, метров двадцать - пятьдесят вначале, а дальше еще глубже - метров под двести.
Слушая Виктора, Михаил улыбался про себя его байкам. Ну, как же акула может жить под торфом, это все равно, что под землей. Нет, о таком он не слышал, а Муравьев, видно, хороший сочинитель. То про Унху ему выдумывает, то о мифическом диком человеке-медведе, то о Свалове, который за ним охотится. Свалов мог бы с Михаилом и в Снеженской больнице спокойненько, без труда, разобраться, если бы этого захотел, или еще где-нибудь в городе, например, сбив его машиной, или, пырнув ножиком. И все не своими руками. А, так, по-муравьевски получается, что Свалову теперь нужно гнаться за ожившим обидевшим его журналистом в тайгу, через болота. Прямо американский вестерн получается, индейцев еще только не хватает.
Амп поднялся на задние лапы и внимательно всматривался куда-то, оголив зубы.
- Фу! - скомандовал ему Виктор.
Пес даже мордой не повел на Муравьева и продолжал всматриваться в кустарник.
- Фу, Амп! - громко повторил свою команду Виктор.
Пес, посмотрев на него, вильнул хвостом и уселся на задние лапы.
- Молодец, Амп. Придем в избу, там и покажешь, что умеешь, - сказал ему Муравьев, и, показав рукой Михаилу, что пора собираться, поднял с земли свою куртку и начал ее отряхивать от веток.
- 2 -
Шли быстро. Создавалось такое впечатление, что Виктор торопился. Зачем? Пятнадцать километров до его избы - три часа ходьбы, а сейчас, судя по солнцу, еще и девяти утра нет. Значит, к обеду торопится в нее добраться. Да, год назад с двенадцати до часу не только у Михаила, а у всего города был обеденный перерыв, и к этому времени у всех появлялось желание поесть или поспать, или побежать по магазинам. В больнице в это время медсестра приносила ему суп, кашу, котлету, компот. А здесь, за месяц жизни в лесу, он забыл эти чувства.
Да, да. Наверное, потому, что он, Степнов, не носит с собою часов. А, может, потому, что еще сыт. В лесу он занят совсем другими мыслями: то от кого-то бежит, то идет куда-то, то занимается заготовкой еды. Да, да, заготовкой еды, которую они употребляют с Виктором перед сном, а после завтрака, который больше напоминает доедание оставшегося ужина, продолжают идти, до вечера случаются лишь перекусы. А это, может быть, всего лишь несколько горстей ягод, кедровых орехов, сухого вяленного щучьего мяса. Что еще забыл? Да, больше, вроде, ничего не забыл. Здесь негде взять и поесть того, к чему привык в городе: хлеба, колбасы, масла, сыра, молока.
И, навряд ли, Виктор идет так быстро к избе потому, что хочет дома пообедать. Нет, нет, просто он уже устал от этого длинного перехода и хочет прийти в свой зимний дом и расслабиться в нем. А, что такое дом? Это - покой, это - привычный ход событий: ночью отдых, утром охота, рыбалка, заготовка мяса и пушнины, вечером - ужин и отдых до утра. А на следующий день все повторяется.
Если так все будет происходить изо дня в день, то жизнь свою можно спланировать хоть на сто лет. К примеру, завтра нужно напрячься и добыть много мяса, потом заготовить дров, потом - устроить себе выходной, занимаясь выделкой шкур, изготовления мебели, одежды, утеплением дома или просто беззаботно смотреть в окно, если оно в избе есть, или в небо. Потом нужно снова добыть мяса, заготовить дрова...
После второй сопки вышли на ровное плато. Лес здесь был мокрый, мох - зеленый, хорошо, мелкий, ноги в нем не вязнут, и земля под ним твердая. Шаг легкий, мышцы ног не устают, и не задыхаешься.
- Лет через пять так легко здесь уже не пройдешь, - словно читая мысли Михаила, обернулся к нему Виктор. - Это - мох сфагнум, он потихонечку все поглощает. Он, как губка, выдавливает и выдавливает из себя влагу, которую берет из растений, корней, земли. Делает землю мягкой, мокрой, вязкой и превращает ее в трясину. Ладно, догоняй.
Через минут двадцать этот мох закончился. Что его остановило? Скорее всего, ничего. Если слушать Виктора, то этот мох недавно "пришел" сюда, и, как Батый с ордой захватывает новые земли. А, может, песок его остановил? В него сколько ни лей воды, она вся просочится и уйдет в землю. Скорее всего, так и есть, а песок любит ягель. Здесь все покрыто его белым ковром. От него и в лесу светлее, и птичьих голосов больше.
Виктор остановился и, подняв руку, замер. Михаил отошел немножко в сторону, чтобы увидеть то, что задержало Муравьева. Лес, как лес. Собаки лежат спокойно и без нервозности посматривают туда же, куда и Виктор. Непонятно, почему они так здесь необычно себя ведут? Амп с Воем, как юлы. Вечно кажется, что им под хвост перца насыпали, а здесь, наоборот, такое впечатление, что они находятся у себя дома, после сытной еды отдыхают.
Еще, на что обратил внимание Михаил, здесь было тихо. Тишина словно
