Александр Дюма - Ожерелье королевы
– На нас обоих?!. На кого же?
– Видишь ли, – продолжал старик, – она – натура пылкая, и ее порывы способны погубить все. Берегись! Будь благоразумнее, чем она…
– Послушайте, отец! – подавляя гнев, глухо проговорил Филипп. – Я вижу, вы потешаетесь надо мной. По правде говоря, это не очень-то милосердно!
– Я не знаю существа правдивее и сдержаннее тебя! – с досадой воскликнул отец. – И я не знаю никого, чьи меры предосторожности были бы более уязвимы! Разве не скажут люди, что ты боишься, как бы я тебя не выдал? А ведь это было бы очень странно!
– Отец! – выйдя из себя, вскричал Филипп.
– Прекрасно! Прекрасно! Храни свои секреты про себя. Держи в тайне, как ты снял домик у бывшего Охотничьего замка!
– Я снял Охотничий замок? Я?
– Держи в тайне свои ночные прогулки с двумя прелестными подругами!
– Я?. Мои ночные прогулки… – бледнея, пролепетал Филипп.
– Держи в тайне свои поцелуи.
– Отец! – обезумев от ревности, прорычал Филипп. – Отец, да замолчите же!
– Повторяю еще раз: все, что ты сделал, ты сделал превосходно, я это узнал, я тебе и сказал!.. А ты что же, подозревал, что я знаю?.. Черт побери! Это должно было бы внушить тебе доверие. Твоя близость с королевой, твои удачные действия, твои экскурсии в купальни Аполлона – Боже мой! Не бойся же меня, Филипп… Доверься мне!
– Это ужасно, отец! – закрыв лицо руками, воскликнул Филипп.
Все, о чем отец узнал, все, о чем он догадался, все, что недоброжелатели приписывали де Роану, а люди осведомленные лучше – графу де Шарни, барон относил к своему сыну. Для него Филипп был тем, кого королева любила и кого она постепенно, незаметно возводила на высшие ступени фавора. Вот от этого-то полного удовлетворения и прибавил в весе за какие-нибудь несколько недель де Таверне.
В то мгновение, когда Филипп бросил свирепый взгляд на неумолимого старика, со двора особняка донесся стук колес.
Послышался крик Шампаня:
– Мадмуазель! Это мадмуазель!
– Это сестра! – пробормотал Филипп, он пришел в совершенное изумление, когда узнал Андре, выходившую из кареты, – ее освещал факел привратника.
В ту же минуту во двор с шумом въехала другая карета.
– Его сиятельство граф Оливье де Шарни! – крикнул выездным лакеям привратник.
– Проводите его сиятельство в гостиную – его примет господин барон, – сказал Филипп Шампаню. – А я пройду в будуар и поговорю с сестрой.
Двое мужчин медленно спустились по лестнице.
«Зачем сюда приехал граф?» – спрашивал себя Филипп.
«Зачем сюда приехала Андре?» – думал барон.
Глава 28.
ОТЕЦ И НЕВЕСТА
Гостиная особняка находилась в главном корпусе, на первом этаже. Слева от нее находился будуар с выходом на лестницу, которая вела в апартаменты Андре Справа была другая, малая гостиная, через которую проходили в большую.
Филипп первым вошел в будуар, где его поджидала сестра. Еще в вестибюле он пошел быстрей, чтобы поскорее очутиться в ее объятиях.
Как только он отворил двойную дверь будуара, Андре обвила его шею руками и поцеловала его с таким радостным видом, от которого давно уже отвык этот печальный влюбленный, этот несчастный брат.
– Я вернулась навсегда! – в восторге воскликнула Андре.
– Тише, сестренка, тише! – сказал Филипп. – Стены этого дома не привыкли к радости, а кроме того, в соседнюю гостиную сейчас придет некто, и он может тебя услышать.
– Некто? – переспросила Андре. – Кто же это?
– Слушай, – отвечал Филипп.
– Его сиятельство граф де Шарни! – объявил выездной лакей, провожая Оливье из маленькой гостиной в большую.
– Он! Он! – вскричала Андре и еще нежнее принялась ласкать брата. – Я отлично знаю, зачем он к нам приехал!
– Знаешь?
– Филипп! Позволь мне подняться к себе в апартаменты. Королева привезла меня домой слишком скоро, мне надо сменить мое скромное монашеское одеяние на туалет.., невесты!
Вымолвив это слово на ухо Филиппу и сопроводив его поцелуем, Андре, легкая и пылкая, поднялась по лестнице, которая вела в ее апартаменты.
Оставшись один, Филипп приложил ухо к двери, выходившей в салон, и весь превратился в слух.
Вошел граф де Шарни. Он медленно шагал взад и вперед по паркету просторной гостиной и, казалось, не столько ждал, сколько раздумывал.
Вошел и де Таверне-отец. Он приветствовал графа с изысканной, хотя и принужденной учтивостью.
– Чему я обязан честью вашего неожиданного визита, граф? – спросил он. – Во всяком случае, поверьте, что я в восторге – Я имею честь, – взволнованно заговорил Шарни, – просить у вас руки мадмуазель Андре де Таверне, вашей дочери.
Барон подскочил в своем кресле. Его сверкавшие глаза, казалось, пожирали каждое слово, только что произнесенное графом де Шарни.
– Граф! – заговорил он. – Ваше желание в высшей степени почетно для нашего дома, и я присоединяюсь к нему с величайшей радостью, но так как я считаю необходимым, чтобы вы заручились полным согласием, я прикажу известить мою дочь.
– Сударь! – холодно прервал его граф. – Я полагаю, что вы берете на себя излишнюю заботу. Королева пожелала поговорить на сей предмет с мадмуазель де Таверне, и ответ мадмуазель, вашей дочери, был для меня благоприятным.
– Ах вот как! – произнес барон, восхищение которого все возрастало. – Так, значит, это королева…
–..взяла на себя труд съездить в Сен-Дени. Именно так, сударь.
Барон встал.
– Мне остается только ознакомить вас, граф, с тем, что касается материального положения мадмуазель де Таверне, – сказал он. – Вы женитесь на девушке небогатой, граф, и прежде, чем заключить…
Не успел он договорить, как дверь из будуара отворилась, и появился бледный и расстроенный Филипп; одну руку он держал под курткой, другая была судорожно стиснута.
Шарни церемонно приветствовал его и получил в ответ столь же церемонное приветствие.
– Граф, – заговорил Филипп. – Отец был прав, когда предложил вам побеседовать о наших семейных денежных делах; мы оба должны дать вам разъяснения по этому поводу. Пока господин барон поднимется к себе и будет искать бумаги, о которых он говорил, я буду иметь честь обсудить с вами этот вопрос во всех подробностях.
И тут Филипп властным взглядом отпустил барона, – тот, предвидя какие-то осложнения, вышел из гостиной с чувством неловкости.
– Граф де Шарни, – стоя лицом к лицу с графом и скрестив руки на груди, заговорил Филипп. – Как вы посмели просить руки моей сестры?
Оливье, покраснев, попятился.
– Уж не для того ли, чтобы надежнее прикрыть вашу любовь к женщине, которую вы преследуете, к женщине, которая вас любит? – продолжал Филипп. – Уж не для того ли, чтобы люди, увидев, что вы женитесь, не смогли сказать, что у вас есть любовница?
– Сударь, Бога ради! Сударь, вы ничего не знаете! Сознайтесь, что вы ничего не знаете!
– Я ничего не знаю! – с горькой иронией воскликнул Филипп. – Как же я мог бы ничего не знать, если я прятался в густом кустарнике за дверью в купальни Аполлона, когда вы оттуда вышли, подавая руку королеве?
Шарни сделал два шага, как смертельно раненный, который ищет подле себя опоры.
Но он преодолел эту слабость.
– Вот что, сударь! – обратился он к Филиппу. – Даже после того, что вы мне сейчас сказали, я прошу у вас, у вас, руки мадмуазель де Таверне. Если бы я был таким расчетливым негодяем, как вы это заподозрили, если бы я женился ради самого себя, я был бы таким подлецом, что побоялся бы человека, в руках которого тайна моя и тайна королевы. Но королеву необходимо спасти, сударь. Это необходимо! Знаете ли вы, почему королева погибнет, если этот брак не состоится?.. Дело в том, что не далее, как сегодня утром, в то время, как арестовали господина де Роана, король застал меня на коленях перед королевой…
– Боже мой!
–..а королева, которую допрашивал ревнивый король, ответила, что я преклонил колени, дабы просить у нее руки вашей сестры. Вот почему, сударь, если я не женюсь на вашей сестре, королева погибла. Теперь понимаете?..
Два звука прервали речь Оливье: то были вздох и крик. Один звук донесся из будуара, другой – из маленькой гостиной.
Оливье побежал на вздох. В будуаре он увидел одетую в белое, как невеста, Андре де Таверне. Она все слышала и упала в обморок.
Филипп побежал на крик в маленькую гостиную. Он обнаружил там тело барона де Таверне, все надежды которого рассыпались в прах после того, как он узнал, что королева любит Шарни.
Сраженный апоплексическим ударом, барон испустил последний вздох.
Предсказание Калиостро сбылось.
У Филиппа глаза распухли, сердце готово было выскочить из груди, но все-таки он нашел в себе силы, чтобы заговорить и дать ответ де Шарни:
– Господин барон де Таверне только что скончался. После его смерти главой семьи становлюсь я. Если мадмуазель де Таверне останется в живых, я выдам ее за вас.
Шарни посмотрел на труп барона с ужасом, на тело Андре – с отчаянием. Филипп обеими руками рвал на себе волосы. Он послал к небу такой вопль, который должен был растрогать сердце Бога на Его вечном престоле.
