Ольга Михайлова - Мораль святого Игнатия

Однако Дамьен, выслушав отца, с дрожью в голосе спросившего его о преступлении, решительно разуверил его. Отцу следует поберечь здоровье, а не терзать себя волнениями, губительными для него. Он, Дамьен, не имеет отношения к смерти Лорана де Венсана. Он его не убивал и никогда не убил бы, ибо никто не ставил его судьей, а тем более, палачом. Палачество — низкое ремесло. Он никогда, иначе, чем в честном поединке, никого убить не может. Убийство безбожно. Он не совершал подобного. «Но… но знает ли он, кто это сделал?» — в голосе отца слышалось некоторое облегчение. Дамьен знал это, но так как уверенно разделял теперь ложь допустимую и даже похвальную, и ложь греховную, то с чистым сердцем уверил отца, что он ничего не знает и не имеет даже никаких мыслей на этот счёт. Однако, хоть отец и поверил искренности, звучавшей в словах сына, у него были и ещё некоторые основания для подозрений.

— Этот убитый… Сын Антуана де Венсана…

Дамьен хладнокровно и невозмутимо посмотрел отцу в глаза. Они поняли друг друга. Ложь здесь была бы греховной.

— Да, он знал от отца о краже братьев, грозил оглаской…

— И, тем не менее, ты не трогал его?

Дамьен подал плечами.

— Это было бессмысленно. Дело замял Антуан де Венсан. Тронь я его отпрыска — тот бы начал снова преследовать братьев. Ничего бы хорошего не получилось.

Андрэ де Моро внимательно посмотрел на сына. Мальчик рассудителен. Правильно он сделал, что послушал де Кандаля, здесь мальца выучили и манерам, и здравомыслию. Если бы он также поступил и со старшими… Он вздохнул, подумав, что, если все это дело разъясниться к вящему его облегчению, он переделает завещание. Все оставит Мирей и Дамьену.

— Однако, рядом убийца…

С этим Дамьен не спорил, но дал слово отцу быть осторожным и осмотрительным.

Сам он много думал о случившемся с Андрэ и Валери, и если раньше, порой видел в поступке братьев бретёрство и молодецкую удаль, теперь, возмужав духом, просто стыдился родни. В поступке братьев сквозила мерзость и греховная дерзость, и если его никто не ставил им судьёй — Дамьен понимал, что восхищаться тут куда как нечем. Шантаж Венсана бесил его, унижал его самого и честь семьи, и нечего и говорить, что по поводу смерти негодяя Дамьен расстраиваться не собирался. Глупо было и каяться.

Едва повеселевший отец уехал, Дамьен зашёл в конюшню. Там его тоже ждал отец. Его духовный отец Гораций де Шалон, внешне спокойный, и только близко знающий его Дюран мог бы понять, какое напряжение таит в себе это спокойствие. Отец Гораций осведомился у своего ученика, что он может сказать ему по поводу произошедшего?

Именно ему, его учителю и, как он надеется, другу.

Дамьен бестрепетно встретил взгляд отца Горация. Тот внутренне ахнул, настолько поразил его взгляд ученика, в коем промелькнуло нечто такое, чему иезуит затруднился бы дать название. Это был взгляд сытой змеи, холодный, умиротворенный, мудрый, властный. Мальчишка знает всё, понял Гораций. Понял он и другое. Это было то, что отец де Шалон видел в зеркалах, когда находил время заглянуть в них. Это было его отражение. Зря терзается Дюран. Это его выкормыш. У Горация де Шалона потемнело в глазах, его ногти в кармане рясы впились в ладонь. Он перемолчал душевную бурю и смятение. Наконец тихо спросил.

— Разве я учил тебя убивать?

Снова встретил взгляд ученика, на сей раз, потеплевший и ставший куда более мягким, чем несколько мгновений назад.

— Я не убивал его.

Горацию хотелось вцепиться в отвороты куртки Дамьена и основательно отлупить выросшего щенка. Просто изувечить. Но он понимал бесполезность подобных усилий. Он сам вырастил стоика и воспитал спартанца. Ничто не подействует. Он поднялся, ощущая невероятную усталость. Ничего не хотелось. Гораций медленно побрёл в лазарет, но не сделал и десяти шагов, как Дамьен догнал его. Преградил дорогу. Видеть убитое лицо отца Горация он не мог. Но мог лишь повторить сказанное — отчетливей и резче.

— Я не убивал его, отец Гораций. Клянусь Пресвятой девой, я не убивал его.

— И понятия не имеешь, как он оказался в болоте? — Взгляд Горация де Шалона был насмешлив и грустен.

Дамьен неожиданно широко улыбнулся, блеснув зубами. Лицо его стало карнавальной маской развеселого Арлекина.

— Отец Гораций, — Ворон почесан кончик носа, — я не убивал его. Это главное. Я не поднимал на него руки. Я не покушался на его жизнь и неповинен в его смерти. Я не хочу… я не хочу, чтобы вы огорчались из-за меня. Я не убивал.

— И понятия не имеешь, как он оказался в болоте? — повторил отец Гораций.

Дамьен снова в задумчивости почесал кончик носа. Так всегда делал и сам де Шалон. Наконец де Моро признал, что некоторые догадки на это счёт у него имеются. Но ведь если он рассуждает логично и даже умно, это значит только то, что он не безумен, но вовсе не доказывает, что он прав. Сам же он не хочет делиться размышлениями, которые вполне могут оказаться ложными. Один из наших отцов, Балтасар Грасиан, полагал, что Ложь всегда шествует первой, увлекая глупцов пошлой крикливостью. Последней и поздно, плетясь вслед за хромым Временем, приходит Истина. Поэтому — он, Дамьен, подождет высказывать глупости, пока не придёт Истина. «Да не изрекают уста твои слов, которые не обдуманы в сердце. Ибо лучше споткнуться мысленно, чем споткнуться в разговоре…»

Теперь кончик носа почесал отец Гораций. Назвать собственного ученика наглым щенком у него не поворачивался язык, и потому он просто кивнул напоследок наглому щенку и в задумчивости направился в лазарет. Если Дамьен лгал, это означало только одно.

Ученик в артистизме, и в уме, и в воле — превзошёл учителя.

Глава 3. Новые свидетельства

Несмотря на то, что первую ночь после обнаружения трупа отец Гораций провёл вместе с Дюраном в лазарете, они ничего не говорили друг другу, хотя оба не спали ночь. Это не было отчуждением, но катастрофой для каждого из них. Страшное молчание повисло между ними топором палача, застывшая немота зимней ночи накрыла их, точно саваном.

Не хотелось говорить. Не хотелось спать. Не хотелось жить.

Тем временем отцы, коим было поручено разобраться в произошедшем, продолжали выяснение всех подробностей и обстоятельств дела, которое непомерно осложнялось тем, что никто не мог сказать, когда именно был убит Лоран де Венсан? Он погиб до пожара на мансарде? Или после — и пожар был делом его рук? Он мог быть убит, начиная с субботы, спустя несколько часов после возвращения Эмиля де Галлена. Последнее было очевидным. Пока Эмиль не рассказал, что оболгал отца Дюрана именно де Венсан, ему не могли и отомстить.