Михаил Демин - Рыжий дьявол
— И о них тоже, — усмехнулся Семен. — Но тут всякого дерьма хватает… Народ, понимаешь ли, зажат, как в тисках. С одной стороны начальнички, с другой — жиганы.
Он отхлебнул пива, утер губы ладонью. И помолчав:
— Есть у меня дружок, Иннокентий Бровкин. Тоже, как и я, все время бедствовал, искал свой фарт.[26] А когда наконец нашел — жиганы его в тайге прихватили. И все золотишко забрали. Все! Подчистую! Без жалости! Ну, а в конторе ему не поверили, решили, что он схитрил, обманул… Ну и оформили на него уголовное дело.
— И что же с ним теперь?
— Да что? Дожидается суда. А здешние органы тоже ведь жалости не знают! Это известно. Суд всегда дает полную катушку.[27]
— Вот чертовщина, — проговорил я, — действительно, ситуация, как в притче о воробушке. Знаешь, который в навозе завяз. Он клюв вытащит — хвост застрянет, хвост вытащит — застрянет клюв.
Потом мы заговорили о жиганах. И я поинтересовался, много ли их здесь? Семен ответил, усмехнувшись, что достаточно, хватает с избытком…
— В позапрошлом году, — добавил он, — появилась новая банда. „Черная кошка", таково ее имя. О ней жуткие вещи рассказывают.
— „Черная кошка"? — сказал я, внутренне весь напрягшись. — В позапрошлом году, говоришь?
И опять мне припомнились далекие Очуры и все, что я слышал там об этой банде и о ее вожаке…
— Кто же в этой „Черной кошке" верховодит? Уж не Каин ли?
— Верно, — удивился Семен, — Каин… Откуда ты знаешь?
— Слышал.
— О нем вообще-то многие слышали. А вот каков он на вид, никто не знает.
— Отчего ж так?
— Да он, говорят, бережется, прячет свой лик от посторонних… Ну, а тех, кто его увидит, сразу кончает. Не любит оставлять живых свидетелей.
ЗОЛОТАЯ ЛИХОРАДКА
Но я не только разъезжал по тайге и по разным приискам, у меня хватало дел и в самом Енисейске.
Помимо корреспондентских обязанностей, на меня была возложена также организация традиционной „воскресной литературной" полосы. Эта полоса заполнялась публикациями творений местных авторов. В Енисейске — как, впрочем, и повсюду — имелся свой, весьма обширный кружок начинающих… Были среди них люди способные, но были и явные графоманы. И возиться с ними приходилось немало. И возня та была нелегка.
Словом, каждый уикенд — с вечера пятницы по понедельник — я проводил в городе. И день ото дня все ближе знакомился с ним, все лучше узнавал историю „Золотой столицы Сибири".
* * *История эта своими корнями уходит в глубину веков… Семен Потанин не случайно в разговоре со мной вспомнил легенду о „каменных людях" и о „Золотой Бабе".
С нее-то, с этой Бабы, все и началось.
Первые упоминания о ней встречаются в древних скандинавских сказаниях и в фольклоре славян — новгородцев, архангельцев, холмогорцев. Проникая за полярный Урал, на восток, в поисках драгоценной пушнины, все они слышали многочисленные рассказы туземцев о каких-то странных людях, живущих в горных пещерах, осыпанных рубинами и алмазами. И хранящих в тайном своем капище гигантского идола из чистого золота.
Затем эти сведения попадают в русские официальные летописи.
В „Софийской летописи" четырнадцатого века сказано: „…Племена за Уралом поклоняются огню, камню и Золотой Бабе".
В „Повести временных лет", например, было даже указано более или менее точное место обитания этих племен. Насколько можно понять, речь здесь шла о том районе, где горы вступают в устье Оби (в старину гигантское это устье называлось Обским морем) и где образуется так называемое Лукоморье…
Сказочное Лукоморье тревожило и манило многих; его как бы окутывал драгоценный туман, над ним мерцали слепящие отблески золота.
И в 1601 году на поиски его отправилась из далеких Холмогор морская экспедиция, возглавляемая казаком Левкой Шубиным.
Ни алмазных пещер, ни Золотой Бабы путешественники не обнаружили в устье Оби. Но все же осели там, освоились. И вскоре вблизи Лукоморья возник городок Мангазея.
О происхождении этого слова спорят до сих пор. Но, по-моему, все тут просто. Дело в том, что окрестные северные народы (угорские самоеды, обские ненцы и другие) называли таинственных обитателей гор именами Сиртя[28] или же Монгомзи… Вот от этого слова „Монгомзи" как раз и образовалось русское название нового города.
Судя по слухам, эти Монгомзи или Сиртя, напуганные нашествием чужестранцев, ушли в недра гор, в глубину, под землю. И отныне разыскать их уже было невозможно…
Что касается священного золотого идола и всех прочих драгоценностей, то „каменные люди", уходя, якобы оставили их на поверхности. И этим тотчас же воспользовались какие-то соседние племена… Но какие? И когда? И где они эти сокровища прячут? Ответить на это никто из туземцев не мог.
А может быть, не хотел?
Как бы то ни было, поиски данных сокровищ продолжались.
Впрочем, они никогда и не ослабевали; Золотой Бабой интересовался покоритель Сибири Ермак, ее разыскивал тобольский митрополит Филофей — мрачный фанатик, настойчиво разорявший туземные капища. И толпы авантюристов, хлынувшие вслед за отрядом Шубина в низовья Оби, тоже обшарили и опустошили немало ненецких селений. Для местного населения это было подлинным бедствием.
А тем временем городок Мангазея рос и ширился и расцветал. И вскоре стал крупнейшим торгово-промышленным центром Заполярья. И у причалов мангазейского порта швартовались корабли из Ганзы, Голландии и Англии. Сюда доставлялись европейские ткани, пряности и оружие. А в Европу отсюда уходило „мягкое золото" — всевозможные меха.
Затем наступили мрачные дни. Указом государя Михаила Романова северные моря были „закрыты" для иностранцев… И богатый город пришел в запустение. Начались пожары, голод, мор. Население разбрелось. Некоторые двинулись вверх по Оби, а большинство людей — дальше на восток, к Енисею.
Среди многих причин, обусловивших движение масс к востоку, была также и общая вера в то, что пресловутые сокровища тайно увезены самоедскими шаманами вниз по Туруханке — западному притоку Енисея… И, стало быть, искать их отныне надо на берегах великой этой реки!
Первым крупным поселением на Енисее был Туруханский острог — его называли поначалу Новой Мангазеей. Затем землепроходцы стали подниматься все выше по течению реки. И там, где они задерживались, отдыхая, возникали таежные села — станки. И наконец, людской поток на какое-то время приостановился. И вот тут, неподалеку от места впадения в Енисей Ангары, родился острог — Енисейск.
