Свет в океане (СИ) - "-Edelweiss-"

— Рональда? Ты говоришь про Уизли? Не знала, что вы ещё встречаетесь.

— Мы не встречаемся. Уже нет. Мы хорошие друзья.

Урсула насмешливо фыркнула, выудила из шуршащего пакета, за которым не отрываясь, следил Живоглот, засахаренное крыло бабочки и положила в рот.

— Не перестаю тобой восхищаться! — сказала она, прожевав. — Всё у тебя выходит как-то… правильно.

— Не знала, что ты мной восхищаешься, — поддразнила Гермиона.

— А то! В моей коллекции хранится вкладыш от шоколадной лягушки с твоим героическим портретом.

Гермиона бросила в Урсулу диванную подушку, но та её поймала и, продолжая хихикать, положила себе за спину.

— На самом деле я говорю серьёзно, — в подтверждение своих слов Урсула перестала улыбаться. — Моя сестрёнка вздрагивала от малейшего шороха возле дома, почти не спала. Она боялась, что нашу семью обвинят в поддержке Ордена, поддержке магглорождённых, потому что у мамы была коллекция маггловских книг, особенно сказок Урсулы Ле Гуин. (1) Любимый автор. Она столько написала о волшебниках, как будто жила среди нас. Поэтому меня так и назвали. В её честь. Помню пикники у речки в Пеннинах, наш уголок спокойствия, и то, как мама садилась под деревом и читала о Земноморье.

Слушая её, Гермиона вспоминала поездки в лес Дин, сбор шишек для украшения дома к праздникам, папину рыбалку… Вот папа сидит с удочкой, а Гермиона с мамой в сторонке читают «Принцессу-невесту». Уголок спокойствия. И никакой магии вокруг.

Неужели они с Урсулой так похожи?

— Мы сожгли все маггловские книги после Хэллоуина, — внезапно сказала Лафкин, — когда проверки ужесточились и в Северном Йоркшире прошли первые чистки. Никто из родных не знал, что я проворачиваю в Архиве — подделываю родословные и помогаю магглорождённым. А потом меня забрали. Я оплошала, ошиблась с одним именем… Помню, как за мной пришли, как папа пытался помешать охотникам за головами, как его палочка раскололась, как, согнув спину, он подбирал щепки с газона, в бессилии вытирал очки…

— Боже мой! — воскликнула Гермиона, утешающе сжав её запястье. — Я не знала.

— Я больше никогда не хочу испытать подобный ужас. Мы были слабыми.

— Я не знала о твоих родных.

— Ничего, — Урсула осторожно высвободила руку. Гримаса боли промелькнула на её лице, затем оно прояснилось. Лафкин улыбнулась. — Вскоре я с ними увиделась. Если бы не ты и твои друзья, неизвестно ещё, где бы я была сейчас. Уж точно не сидела бы в твоей квартире, поедая всякие сладости. Ваша победа стала и моей — общей.

Гермиона каждый раз испытывала неудобство, когда речь заходила о военном времени. Обернувшись назад, она трезво оценивала свой вклад в победу. Она всегда хотела приносить пользу волшебному миру, столь неожиданно раскрывшему объятия ей навстречу, подспудно стараясь быть достойной свалившегося ей на голову счастья, но всё, что она совершила в прошлом — это сражалась за своих друзей, совершенно не думая о каких-то благих целях. Гермиона поднимала палочку для защиты близких, боролась ради них и самой себя и только потом — за некие идеалы.

Ей вручили Орден Мерлина за то, что она вовремя оказалась в нужное время в нужном месте, когда десяток ребят во время битвы за Хогвартс сделали куда больше неё, расплатились за свою смелость гораздо дороже, но их имена канули в небытие. Гермиона всеми силами избегала журналистов, атаковавших её, Рона и Гарри после решающего сражения.

Гермиона покосилась на отчёт из Б.Р.Д.Э., который Урсула принесла ей.

Регулус был прав. Всё и всегда крутится вокруг денег и власти. Гермиона перелопатила кучу актов и законов, которым шло четвёртое столетие. У эльфийского рабства было три столпа: традиция, налог и снобизм чистокровок. Третья опора была слаба как никогда. Сегодня влияние чистокровных волшебников во многом ослабло. Первый столп требовал постепенного подхода, поэтому Гермиона подошла к проблеме деликатно: эльфы сами решали, нужна ли им свобода. А второй… Регулус сказал: придумай что-то новое. Гермиона пыталась.

— Родители бы тобой гордились, — объявила Урсула, когда Гермиона впервые поделилась с ней соображениями.

— Мои родители магглы и никогда даже не видели эльфов. Они дантисты.

Она не признавалась даже самой себе, как ей не хватало одобрения папы и тёплой улыбки мамы, внеочередного «мы в тебе не сомневались» и «наш зайчонок всем утрёт нос», как была уязвима к критике проекта имени «Добби», переживая её глубоко в себе. Для всех она была эдаким ледоколом в бюрократическом море, где подводные камни встречались на каждом шагу. Побыть с кем-то слабой — уже роскошь, настоящую ранимую Гермиону видели только самые преданные друзья.

Урсула была начитанной девушкой, на неё всегда можно было положиться, и она открыто симпатизировала Гермионе. Возможно, они бы смогли стать подругами. Джинни и Луна были замечательными людьми, но близкой дружбы с ними так и не завязалось. У Гермионы было мало знакомых, с которыми она могла откровенно поговорить, и те поголовно мальчишки.

— Это потому что девчонки глупые, — однажды на третьем курсе сказал ей Гарри, даже не поняв, что ляпнул. В то время он заметно прибавил в росте и разросся в плечах, так что надоедливых поклонниц у него заметно прибавилось. Он всё чаще спасался от них в библиотеке, тем более что из окна был отлично виден стадион, где по выходным шла тренировка чужих команд по квиддичу.

— Я дочка стоматологов и обязана тебя предупредить… — Гермиона кивнула на гору фантиков перед Урсулой, —…чрезмерное употребление сладостей ведёт к ухудшению состояния зубной эмали и уменьшению кальция в костной ткани, так как тот расходуется на переработку сахара.

Урсула несколько раз по-совиному моргнула, а потом залилась хохотом.

— Господи, видела бы ты своё лицо, когда выговаривала всю эту кракозябру! — она вытряхнула из пакета оставшиеся конфеты и одинокую шоколадную лягушку. — Я рада, что у меня есть такая подруга, — протянув её Гермионе, произнесла Урсула, — которая заботится о состоянии моей зубной эмали. Я съела не так много — так, поклевала. Ладно. Возьми же, избавь меня от соблазна! Узнаю прежнюю Гермиону. Счастлива видеть тебя отдохнувшей.

Гермиона улыбнулась, тронутая её словами. Промелькнула внезапная мысль: а не познакомить ли Урсулу с Тео? Три года разницы в возрасте не так уж много. Общие темы у этих двоих найдутся спустя пять минут знакомства; в крайнем случае будут вместе поглощать обожаемые сладости. Глупости, конечно. Роли сводницы ей только не хватало. Тем более Урсула вроде как встречалась с Коксом из Аврората.

Она осторожно развернула упаковку. Лягушка доверчиво прыгнула в ладонь. Одна из причин, по которой Гермиона не любила шоколадный бестселлер из «Сладкого королевства» — лягушки казались живыми. Ещё будучи ребёнком, до знакомства с волшебным миром, она не понимала, как можно откусить голову карамельному Санте или отгрызть лакричное ухо пасхальному зайцу. Она проходила мимо витрин многочисленных кондитерских, печально улыбаясь стройным рядам шоколадных изделий в форме медвежат, курочек и даже ангелочков. Их же всех скоро съедят!

— Чего ждёшь? — спросила Урсула, схватив пустую обёртку и подцепив ногтями вкладыш.

— Жду, когда магия выдохнется, — Гермиона взвесила лягушку на ладони.

— Я тоже не могу есть то, что будет дёргаться у меня в горле, — поддержала Урсула и коснулась фигурки палочкой. — Делетриус.

Лягушка кувыркнулась в воздухе и превратилась в плитку шоколада.

— Знаешь, терпеть не могу мыло в виде всяких розочек, котяток или щеночков. Мне кажется, что я их убиваю каждый раз, когда мою руки. Или резные свечи. Кто тот сумасшедший, что придумал дарить их друзьям и родственникам? Кому понравится смотреть, как у красивой фигурки плавится голова? Это какая-то скрытая угроза…

Гермиона улыбнулась такой непосредственности.

— Бинго! — воскликнула Урсула, наклонив извлечённый вкладыш к свету. — Сегодня мне везёт.

— Кто там?

Урсула повернула к ней изображение. В переливающейся рамке был заперт заколдованный силуэт — фигура, облачённая в чёрную мантию. Капюшон скрывал лицо волшебника в непроглядной тени.