Антон Соловьев - Дважды украденная смерть
...Приобретения были оценены по достоинству.
— Ой, Арт, какой ты красивый! — приветствовала Бельтикова Алевтина. Она уже стояла за воротами и ее фигурка, все прелести которой не скрывало летнее газовое платьице, не одного шофера из проносившихся мимо машин заставляла, скосив взгляд, отрывать его от дороги.
Бельтиков, смущенно посмотрел на таксиста и легонько подтолкнул Алевтину к распахнутой дверце: «Не болтай!», усадил ее, сел рядом, сразу ощутив аромат разгоряченного женского тела и почувствовав неодолимое желание прижать к себе эту маленькую и такую соблазнительную женщину, которая посещала его в снах все это время, несмотря на физическую усталость. Но он только поплотнее уселся, инстинктивно стараясь не испачкать чем-нибудь свои новые доспехи — голубую безрукавку и кремовые новые брюки, еще носившие, казалось, запах магазина. Но запах исходил, скорее всего, от кожи новых летних туфель-босоножек, и от всех этих вещей Бельтиков чувствовал себя манекеном. Но Алевтина никакой неловкости не испытывала. Ничуть не смущаясь присутствия постороннего, она бросилась Бельтикову на шею, целуя, скороговоркой зачастила: «Как загорел! Как похудел, совсем живота не стало. А брови выгорели. Как тебе идет эта рубашечка! Наверно всех доярок там перещупали. А? Ну-ка, сознавайся!»
Бельтиков мягко, но решительно освободился от объятий, усадил свою спутницу на сиденье, сам поправил взбившееся выше коленок по бедру платье, и усмехнулся: «Доярок! До доярок там было. Наломаешься за десять, а то и все двенадцать часов, упадешь без задних ног, так тебя хоть самого...» Алевтина хихикнула.
А такси уже мчалось по маршруту, обговоренному заранее. Вечер еще только начинался и шансы попасть в любой из ресторанов были вполне реальные. Но начинать решено было с самого главного в городе. Туда и ехали.
Ресторан только что открылся после перерыва, свободных мест было более чем предостаточно, но обливреенный швейцар, вставший на пути вновь прибывшей пары, не очень-то был расположен приглашать ее в зал. «Столики заказаны», — с равнодушием магнитофонной ленты произнес он привычную фразу.
— А шампанским торгуете, — подмигнув ему, спросил Бельтиков. — Очень пить хочется. А столик и у нас заказан. Вот документ.
И он сунул в руку швейцару пятирублевую бумажку.
— Как же, как же! Есть шампанское, — забормотал страж ворот, уступая дорогу. — Вон туда к окошечку проходите.
Официант, молодой парень, оценивающе глянул на Алевтину, на Бельтикова и не спеша положил на столик меню. Отошел, давая возможность сделать выбор.
— Шампанское принесите, — крикнул вдогонку Бельтиков.
— Возьму заказ, принесу, — не оборачиваясь бросил официант.
— Боров недоколотый, — вполголоса выругался Бельтиков. — На лакейскую должность пошел, так гнись глистой. А то и рубль дармовой зашибить надо и гонор при себе держать хочется. И рыбку съесть и... Ладно... Подождем, не умрем, коли уже просочились сюда. Расскажи лучше, как ты тут без меня?
Алевтина радостная, возбужденная, стреляла глазками по залу, по столикам, несла всякую чепуху, собирая в одну кучу сплетни городского и общесоюзного масштаба, дворовые и домашние. Газетные сенсации ее не очень волновали, чтением она себя не очень утруждала, поэтому в разговоре с ней Бельтиков придерживался той игриво облегченной интонации, какой иногда пользуются при разговоре с детьми. К чему все эти умные разговоры? За месяц с лишним Бельтиков не посмотрел ни одного фильма, забыл, как выглядит телевизор, так что и в этом направлении темы для разговора возникнуть не могло.
До того как познакомиться с Бельтиковым, Алевтина успела оставить двух мужей, жила с родителями, но при всей внешней легкости характера на жизнь смотрела достаточно серьезно. У нее рос трехлетний малыш, для которого она мечтала о хорошем отце, но понимала, что в лице Бельтикова она такового не найдет. Еще серьезней относилась она к работе, понимая, что на шее родителей вечно сидеть не будешь, сына самой поднимать придется. И о работе болтать не любила. Да и то сказать, веселого в этой теме мало. Онкология и все с нею связанное слишком мало располагают к легкомысленной беседе.
И поэтому вопрос, заданный просто так, лишь бы что-то сказать, произвел на Алевтину совершенно неожиданное действие. Она вдруг сразу погрустнела, поскучнела, красивое лицо ее приняло задумчивое выражение.
— Да знаешь, хорошего мало...
— С Олежкой что-нибудь? С родителями нелады?
— Да нет, тут вроде все нормально. Относительно. Была тут одна история неприятная... По работе...
Она помолчала. Бельтиков не торопил: не так уж и интересовали его какие бы то ни было истории по работе, особенно Алевтининой. Тем более, что официант заказ брать не торопился. А Алевтина заговорила голосом, который так не вязался с ее праздничным видом и обстановкой, в которой они находились.
— Уколы я одному больному делала. На дому. Рак легких. В этой стадии, когда уже нельзя человека оставлять без морфия. Между прочим, фронтовик, инвалид по ранениям. Набирать в шприц стала, смотрю, ампула последняя: Говорю его жене, кончается, мол, лекарство. «Ой, и правда, закрутилась совсем, не посмотрела. В аптеку надо идти. А у меня ноги больные. Да и его как тут оставишь... Может, сходила бы ты, дочка, я тебе заплачу». Ну, какая там плата, схожу, конечно. Взяла рецепт, пошла. Смотрю, а аптека закрыта, да не просто закрыта, опечатана. И мужики там какие-то, совсем не аптечного вида потом появились. В аптеках-то у нас ведь женщины в основном работают. Ну, выяснилось — ограбили аптеку. Знали, стало быть, что был в ней морфий и другие лекарства, за которыми наркоманы охотятся. Где-то ведь узнают все, и про сигнализацию знали, значит, и про то, как сейфы вскрывать. Я туда-сюда, не так просто на другую аптеку переключиться. Не везде это лекарство есть, а где есть — там не дают, не своим врачом рецепт выписан, надо еще договариваться. Вот и продоговаривались, пока человек не скончался...
— Ну, а ты-то при чем? Чем ты виновата? Аптеку обокрали какие-то подонки, другие подонки не выдали лекарство. Чем ты могла помочь?
— Не знаю... Может, надо было поактивнее бегать. В облаптекоуправление сходить. Или еще куда... Откуда я знаю? А ощущение такое, что я больше всех виновата...
— Не глупи, не бери в голову. Никакой тут твоей вины нет... — И вдруг, вспомнив о чем-то, спросил. — А что еще там украли? Что еще в аптеке может представлять ценность? Для тех же наркоманов?
— Да что угодно. Любым снотворным они не брезгуют. Элениум, реланиум, нозепам, седуксен — все годится.
— И все это было в аптеке?
Задал он этот вопрос неспроста. Его вновь охватило смутное беспокойство. К пакету из аэрофлотовской сумки сам он не притрагивался, но вспомнил, что Витька, перебирая содержимое пакета, называл, читая надписи на коробках, на этикетках. Среди них были и те, что называла сейчас Алевтина... Все это могло быть случайным совпадением. Лекарства, обнаруженные в сумке, могли быть приобретены самым наизаконнейшим путем, но мрачное предчувствие большой беды вновь захватило Бельтикова. Недоставало еще вляпаться в настоящее уголовное дело, да еще связанное с наркотиками. Тут условной мерой не отделаешься. А попробуй докажи, что ни сном, ни духом к делу этому не имеешь ровно никакого отношения. А что если еще этот кретин вздумает искать покупателя на «товар». Это же верная гибель! Бельтиков даже похолодел. И когда официант принес, наконец, шампанское, он дрожащей рукой налил себе фужер и выпил без всяких тостов. И только тогда сообразил, как это выглядит в глазах изумленной Алевтины.
