Альберт Цессарский - Чекист
У Медведева даже в ушах зазвенело. Она назвала самый людный перекресток в городе. Ну и ну! Однако отступать поздно. Медведев коротко кивнул и направился к двери.
— А я хотел показать вам мой календарь, — жалобно проговорил Родневич-отец.
Из вежливости Медведев остановился. Математик мгновенно вытащил из кармана пиджака тетрадь в клеенчатой обложке и развернул на столе. В тетради были аккуратно наклеены газетные вырезки.
Елена Андреевна покраснела от смущения.
— Ах, не стоит и смотреть. Отец в свободное время развлекается... Папа, как не совестно!
— Почему? Почему? — заволновался старик, лихорадочно листая тетрадь. — Только взгляните... Вот сообщения о подготовке к блокаде большевиков со стороны Америки. Вот известие о формировании новых добровольческих армий. Вот интервью мистера... Ты, Элен, сердишься, все хочешь одна и одна. А мы все участвуем! Этот календарь дает возможность подсчитать, когда силы союзников будут готовы нанести удар. Чтоб мы здесь не опоздали...
— Опять союзники! — угрожающе проговорила дочь.
— Да, да, да! — закричал отец. — Подсчет сил белого движения показывает, что без помощи со стороны...
— Прекрати! — взвизгнула Елена Андреевна. — Сейчас же! — Тяжело дыша, она отвернулась к окну. Потом, не поворачиваясь, простонала:
— Володя! Твоя стихи, Володя!
Брат, очевидно давно ожидавший этого, вскочил и с пафосом продекламировал:
В кровавом тумане эпохиНад Русью опять, как встарь,Рассыплет блаженные крохиЕе лучезарный царь!
Она подошла к брату, красиво оперлась на его руку:
— Мы не сдаемся, Дмитрий Николаевич!
* * *В семь часов вечера Медведев в модном светло-сером костюме стоял у витрины пассажа. В нескольких шагах от него прогуливалась элегантная Елена Андреевна.
Еще не стемнело, еще не зажглись огни витрин, Дерибасовская еще не была Дерибасовской. По тротуару бежали с пухлыми портфелями совслужащие. Группы шумной молодежи поворачивали на улицу Петра Великого, спешили в Университет, где сегодня вечером выступали поэты Эдуард Багрицкий и Юрий Олеша. От порта поднимались усталые люди в замасленной, измазанной углем и нефтью одежде и обменивались неслыханными словами о режиме экономии, о субботниках, о производительности труда.
А мимо Медведева время от времени то трусливо шмыгали, то величественно проплывали нелепые, как привидения, фигуры с левой рукой в кармане и правой за бортом пиджака.
Елена Андреевна сияла — двадцать четыре боевика продефилировали перед эмиссаром. О ней будут говорить в Европе!
Когда парад окончился, Елена Андреевна подошла к Медведеву и пригласила его на вечер к себе, чтобы встретиться с одним из влиятельнейших членов организации. Медведев с радостью согласился. Как вдруг:
— Дмитрий Николаевич! Здорово! Опять тебя ночью не было дома? Ну и гуляка!
Широко улыбаясь, к нему подходил сосед по квартире наборщик Зайдель.
Елена Андреевна отшатнулась, с ужасом взглянула на Медведева. Малейшая неточность в его поведении — и все могло сорваться. И уж, конечно, ему не встретиться сегодня вечером с влиятельнейшим участником организации. Какая удача, что пришло в голову и ей отрекомендоваться Дмитрием Николаевичем.
— Привет, дружище! — преувеличенно громко и весело крикнул в ответ Медведев. — Загулял, загулял! Сегодня я ночую дома. — Не оглядываясь на Елену Андреевну, он ухватил под руку удивленного наборщика и потащил вниз по Дерибасовской.
Елене Андреевне все стало ясно: в городе существует еще какая-то подпольная группа, с которой эмиссар пока не считает нужным ее связывать. О, он очень осторожен, очень находчив, этот «Дмитрий Николаевич»! И, несомненно, старинного дворянского рода. Это ощущаешь во всем, даже в нарочитой грубоватости, которую он так ловко напускает на себя. Настоящий мужчина! Впрочем, вот уж неосторожно, что и другой группе он известен под тем же псевдонимом. Она ему тактично скажет сегодня вечером... Конечно, там в Европе не понимают всех тонкостей работы в большевистском аду! Она даст понять этому «Дмитрию Николаевичу», что разумнее было бы подчинить ей все подполье в городе. Она нечестолюбива, нет, нет, сохрани бог. Но ведь правда же, кроме нее, никто здесь не годится в главари. О, она это докажет! Она введет в Россию царя. Le roi à Paris![6]
Елена Андреевна и не заметила, как дошла до дому, она была полна гордых замыслов. Но все же смутное подозрение закралось ей в душу.
* * *Латышев энергично возражал против вечернего визита Медведева — появились признаки беспокойства среди подпольщиков: кто-то из участников парада услышал восклицание Зайделя, кто-то видел Медведева раньше. Несмотря на все это, Медведев решил пойти к Родневичам. Латышев назвал это безрассудством. Однако не запретил, хотя, как начальник, мог запретить. Вероятно, потому, что на его месте поступил бы так же.
С того момента, как дубовая дверь снова отворилась перед Медведевым, он понял, что здесь все переменилось.
Елена Андреевна молча и настороженно встретила его в прихожей и провела в гостиную. В углу на стуле прямо сидел Родневич-отец, не сводя с него испуганных глаз. Рядом со стариком стоял, опираясь на этажерку с безделушками, сумрачный мужчина бурсацкого вида. Какая-то женщина с рыжими кудрями и зобом сидела за столом, вытягивая шею и поводя совиными глазами. Маленький черный человечек с желчным лицом, сцепив за спиной пальцы рук, быстро ходил из угла в угол, круто ныряя головой на поворотах.
Вошедшему сдержанно поклонились.
Елена Андреевна, напряженно улыбаясь, пригласила к столу:
— Профессор сейчас придет. Посидим за чаем.
Медведев принудил себя взять чашку и отпил глоток. Он вдруг ощутил свою спину и старался сидеть вполоборота, чтобы видеть всех. В комнате стояла тяжелая, враждебная атмосфера недоверия. Что случилось? Его подозревают — это ясно. Но подозрение еще не подтвердилось, иначе они не рискнули бы собраться. Значит, ждут от него поступка, слов, которые рассеют или утвердят недоверие. Собираются устроить проверку. Он отметил отсутствие Володи. Наверно, выставили охрану. В случае опасности выбираться отсюда одному будет трудно...
Медведев аккуратно поставил чашку на стол. Вздохнул.
— Да, — печально произнес он, — мы там плохо представляем себе трудности вашей борьбы.
Все обернулись к нему. Желчный человечек резко остановился, скороговоркой спросил:
— А вы-то сами давно оттуда? — и ехидно поджал тонкие губы.
