Густав Эмар - Тунеядцы Нового Моста
Капитан хорошенько все рассмотрел, чтоб после не ошибиться, выход запер, и через двадцать минут наши трое героев снова сидели в будуаре графини.
Обход подземелья занял всего час времени. Фаншета отперла задвижки у дверей.
— Графиня, — обратился к ней авантюрист, взглянув на часы, — теперь двадцать минут десятого, а в десять мне непременно надо быть в одном месте; я могу остаться у вас еще только несколько минут; поэтому уговоримся сейчас же, как нам действовать.
— Я жду ваших предложений, капитан; но мне жаль, что вы так скоро от меня уходите.
— Я сегодня первый раз здесь, графиня; последующие мои посещения будут если не интересны, то все же подольше.
— Надеюсь, — отвечала она, ласково улыбаясь.
— Ведь, конечно, графиня, вы ничего не станете предпринимать, не предупредив меня, чтобы я, предоставляя вам полную свободу действий, мог в случае надобности явиться к вам на помощь сам или послать кого-нибудь из надежных людей, которых у меня есть несколько человек под рукой. Я ни о чем вас не расспрашиваю и готов помогать, что бы вы ни задумали, только мне надо иметь возможность следить за вашей личной безопасностью.
— Совершенно ценю вашу скромность, капитан; так всегда поступают порядочные люди; даю вам слово исполнить ваше желание, но обещаю также в важных обстоятельствах — а они, к несчастью, могут очень скоро представиться—обратиться к вашему совету и поступать только по вашему указанию.
— Моя рука и моя голова давно вам принадлежат, графиня; пользуйтесь ими, как угодно.
— Ведь я и говорила, капитан, и опять повторю, — с жаром вскричала Фаншета, взяв его за руку, — что вы мужественный, благородный человек!
— Ну, ну, дружок Фаншета, — добродушно заметил авантюрист, — право, можно подумать, что вы меня не знаете.
— О, знаю, знаю, капитан! И Бог знает, что я вас люблю.
— Да, полноте, Фаншета, черт возьми! Вы начнете говорить глупости.
— Глупости, потому что расскажу графине, чем мы с мужем обязаны вам?
— Ну вот! Так я и знал! Продолжайте, дружок мой, не стесняйтесь, только как кончите, так замолчите!
— У! Гадкий вы, злой! — воскликнула она со слезами на глазах.
— Вот так-то лучше! И вернее, надо признаться; ведь помимо моей преданности вам, графиня, — прибавил он, обращаясь к Жанне, — и моей дружбы к вашему мужу, я не знаю за собой ни одного порядочного качества; право, если бы я встретил самого себя на улице, ни за что бы не поклонился, черт меня возьми! Страшно было бы скомпрометироваться перед честными людьми.
Это было сказано так серьезно, что графиня не выдержала и рассмеялась звонким смехом, от которого отвыкла в последние два месяца.
— Что делать, графиня! Человек не совершенство, и меня надо принимать таким, каков я есть.
— Что я и делаю от души, капитан.
— В таком случае все пойдет хорошо, и как ни трудно наше дело, а я уверен, мы выйдем из него с честью.
— Аминь! — заключила Фаншета.
— Так, дочь моя. Но простите, графиня, время летит, и мне пора уходить. Позвольте только еще одно слово. Когда я понадоблюсь вам, я всегда буду проходить через подземелье и три раза постучу кинжалом в железную дверь; иначе ведь сейчас возбудишь подозрение, а парижане страшно любопытны и любят сплетничать. В случае особенной крайности я никогда не буду приходить раньше девяти часов вечера. Если же вам нужно будет говорить со мной, так дайте мне знать через Фаншету; это никому не покажется подозрительным. Но приходить я буду всегда подземельем. Впрочем, сегодня Фаншета, как видно, не собирается уходить?
— Да, капитан, я думаю переночевать у графини.
— Так, так, милое дитя! В этом сейчас видна доверчивость мэтра Грипнара. Честь имею кланяться, графиня, если вам ничего не угодно поручить мне.
Он встал и почтительно поклонился.
— Капитан, — с чувством сказала Жанна, — вы говорите, что любите меня, как отец, дайте мне вам сказать, что и я постараюсь любить вас, как дочь, а если верить сердцу, так это будет мне совсем не трудно.
— Ах, графиня, этими словами вы положительно осуждаете меня на смерть, заставляя не щадить жизни для вас! Больше я ничего не могу сказать.
Он отвернулся, чтобы скрыть невольно выступившую слезу.
Графиня свистнула в серебряный свисток. Почти вслед за тем портьера поднялась и явился невозмутимый, важный мэтр Ресту.
— До свидания, капитан, — промолвила Жанна, с милой улыбкой протянув ему руку.
— До свидания, графиня, — сдавленным голосом отвечал авантюрист, почтительно целуя ей руку.
— Проводите господина, — распорядилась Жанна. Капитан еще раз поклонился и вышел.
— Все равно! — прошептал он, выйдя на улицу.—Фаншета, кажется, права, я так лучше сближусь со своей дочерью. Бедное, милое, кроткое создание! Она будет счастлива, даю себе в этом клятву!
Он торопливо пошел по улице, опустив глаза и глубоко задумавшись. Сворачивая за угол, он вдруг наткнулся на двух прохожих, шедших ему навстречу.
— Да тише, болван! Что вы, ослепли что ли! — сердито вскричал один из них.
— Болван! — повторил авантюрист. — Это еще что такое, sang Dieu! Вы не знаете, с кем говорите!
— Полноте, мэтр Персеваль, — удерживал товарища другой прохожий. — Ну что за ссоры с человеком, которого вы совсем не знаете, и в такую минуту! Кончим же прежде дело, ведь вот и дом!
— Убирайтесь к черту! — грубо отрезал тот. — Да я и раздумал, меньше чем за сто тысяч ливров я вам ничего не скажу.
— О, это уж слишком! Ведь мы условились!
— Никаких условий нет, когда ничего еще не сделано. Кроме того, у меня еще остается несколько пистолей, я отыграюсь, да и я ведь дал клятву, а клятва священна, черт подери!
При имени Персеваля капитан навострил уши.
— Ого! — тихо проговорил он. — Неужели в самом деле сам Бог за нас! Ну, посмотрим, parbleu! Ничего нельзя знать наперед.
Он стал прислушиваться к разговору, который вскоре сильно заинтересовал его.
— Morbleu! — заключил авантюрист. — Нет, тут действительно сам черт вмешался!
И,Подойдя с этими словами к двум прохожим, уже собиравшимся идти дальше, он загородил им дорогу.
— Э, господа! — воскликнул он. — Это что же значит? Вы уходите, не извинившись за грубость?
— Чего еще нужно этому пьянице? — вне себя крикнул архитектор.
— Сам ты пьяница, скотина! Вынимай шпагу, или я тебе съезжу по физиономии!
С этими словами капитан выхватил шпагу и приготовился драться.
Мэтр Персеваль любил дуэли и был бурлив после выпивки, особенно когда у него в кармане свистело, а в настоящую минуту именно так и было. Он не заставил себя долго ждать. Но другой буржуа принял дело не так горячо. Бросившись между ними с распростертыми руками, он жалобным голосом запричитал:
