Артур Дойл - Тайна бильярдного шара. До и после Шерлока Холмса [сборник]

— Вот негодяи! — произнес он. — За мной, только тихо!

Быстро и бесшумно мы пошли вниз по улице. Джек был разъярен

не меньше, чем его брат, но сдерживал свои чувства. Он скрипнул зубами, и огромными шагами поспешил за Генри.

Будь я один, я бы закричал и бросился на помощь. Генри Латур взял на себя роль лидера, и в подобных ситуациях самый рассудительный ум ведет себя уверенно и властно. В его спокойствии чувствовалось что-то ужасное.

Вечером прошел дождь, так что мы неслышно ступали по мягкой земле. Наконец, мы приблизились к экипажу. Мы бы прошли дальше, не опасаясь быть обнаруженными, поскольку за лошадьми никто не смотрел, а люди, которых мы видели, пробрались в сад и слишком увлеклись своим грязным делом. Бертран — улица тупиковая, так что возможность быть застигнутыми врасплох ими почти исключалась.

Генри проскользнул за экипаж, мы — следом за ним. Карета надежно скрывала нас, а мы видели происходящее во всех деталях. Двое мужчин стояли внизу лестницы, прислоненной к окну на втором этаже. Они наблюдали, как третий злоумышленник появился в оконном проеме, неся что-то в руках.

Моя кровь вскипела от негодования, когда я увидел, как его нога коснулась верхней ступеньки, и он начал спускаться. Я взглянул на Генри, он же сделал знак рукой, как бы прося выждать еще немного. Я видел, что он, как и я, знает, кто находится в белом свертке, который негодяй прижимал к груди. Джек куда-то пропал, но, услышав из-под колес тихое проклятие, я понял, что он спрятался именно там.

Главарь злоумышленников медленно и осторожно спускался по лестнице. Он, вероятно, обладал недюжинной силой, поскольку с легкостью управлялся с неудобным грузом. Лицо его скрывала маска. Его сообщники, стоявшие внизу, шепотом подбадривали его. Наконец он мягко ступил на землю.

— Быстро ее в экипаж! — приказал главарь.

Генри бесшумно выпрямился, изготовившись к схватке.

Настало время действовать.

В ту самую секунду кляп выпал изо рта жертвы, и в ночи прозвучал высокий, молящий о спасении голос.

— Гарри! Брат! На помощь!

На моей памяти ни один зов не нашел столь быстрого отклика. Генри рванулся вперед так стремительно, что я и глазом моргнуть не успел. Затем я услышал злобное рычание, похожее на собачье, и глухой удар. В то же мгновение мой друг и человек в маске сцепились и рухнули на землю.

События развивались стремительно. Мы с Джеком ринулись наперерез, чтобы как можно быстрее внести Роуз в дом, но двое злоумышленников преградили нам путь.

Я бы обошел своего противника, чтобы помочь девушке, но он бросился на меня, грязно ругаясь и размахивая руками.

Французу никогда не понять, что отрезок всегда короче дуги. Именно это я на практике и продемонстрировал своему сопернику, остановив его ударом прямой правой прежде, чем он успел замахнуться, и повергнув его наземь хуком справа в область уха.

Лицо его исказилось гримасой боли, и он плюхнулся прямо на розовый куст, всем своим видом выказывая сильное нежелание вставать; я же поспешил на помощь Джеку.

Я успел заметить, как его оппонент отчаянно пытался применить любимый прием французов — удар ногой. Но наш студент был не робкого десятка. Он увернулся, схватил приподнятую ногу и с силой вывернул ее. Злоумышленник с ревом рухнул на землю с вывихнутой ступней.

Мы провели дрожащую от страха и плачущую Роуз в дом, передали ее до полусмерти перепуганной матушке и снова поспешили в сад.

Никто из наших «знакомцев» так и не поднялся, но борьба между главарем и Генри продолжалась с прежним ожесточением.

Нечего было и пытаться помочь нашему другу. Они оба так крепко сцепились и так быстро катались по гравию садовой дорожки, что было невозможно разобрать, кто есть кто. Они дрались молча, слышалось лишь их тяжелое дыхание. Однако молодость потихоньку начала брать верх благодаря своей большей выносливости. Я видел, как в лунном свете сверкнули запонки Генри, когда ему удалось высвободить руку, и я тут же услышал сильный удар. Казалось, ему удалось оглушить соперника, но, прежде чем Генри смог ударить снова, тот вырвался, и оба с трудом встали на ноги.

Маска съехала, и мы увидели бледное лицо француза, по которому текла тонкая струйка крови из раны на лбу.

— Ах ты, грязный негодяй! Теперь я знаю, кто ты! — взревел Генри. Он бы непременно снова бросился на него, если бы мы его не удержали.

— Ну и что! Ты меня еще лучше узнаешь, прежде чем умрешь! — прошипел главарь со зловещей улыбкой.

— Ах ты, подлый мерзавец! Думаешь, я испугался твоих угроз? Если угодно, я поведу тебя к барьеру! Нет, я лучше пристрелю тебя! Джек, живо принеси пистолеты!

— Тише, старина, тише, — успокаивал его я. — Не действуйте так поспешно.

— Поспешно?! — взревел Генри. — Это же касается моей сестры! Быстро мне пистолет!

— Это я должен назначить время и место, — произнес Лаблас. Да, это был именно он. — Поскольку я получил первый удар.

— И когда же?

— Я извещу вас утром. Достаточно того, что вы будете опозорены на весь Париж. Я подниму грандиозный скандал, мой юный Друг.

С той же зловещей улыбкой на лице он забрался на козлы и схватил вожжи.

— Если господин, чью ступню я имел удовольствие вывихнуть, сочтет себя оскорбленным, — насмешливо заявил Джек, — он всегда может рассчитывать на сатисфакцию с моей стороны.

— То же самое относится к моему другу, стоящему справа, — сказал я. — Я имею в виду господина со странно опухшим ухом.

Ответом на наши любезности явился шквал ругательств.

Поклонника «французского футбола» втащили в экипаж, наш второй знакомец последовал за ним. Лаблас, все еще белый от ярости, что было силы хлестнул лошадей, и экипаж умчался прочь, сопровождаемый нашим с Джеком раскатистым хохотом и проклятиями Генри, который был слишком разгорячен, чтобы видеть случившееся в забавном и юмористическом аспекте.

— От ссадин лучше всего примочки с перекисью водорода! — именно такой совет наш студент-медик прокричал вслед удалявшемуся экипажу. Скоро грохот его колес смолк вдали.

В этот момент, в полном соответствии с суровой правдой жизни, на месте происшествия появился жандарм. Он с важным видом переписал номер дома в свой призванный внушать благоговейный страх блокнот, но после того, как все его попытки узнать от нас что-либо не увенчались успехом, он с достоинством удалился, то и дело пожимая плечами.

Когда я возвращался к себе в гостиницу, у меня на сердце кошки скребли. Так всегда бывает, когда схлынут запал и упоение победой. Я с тревогой думал, что же нам готовит завтрашний день. Я не забыл, как вечером Генри рассказывал мне о дуэльных похождениях Лабласа и особенно о его злополучном поединке с молодым кавалерийским офицером.