Виктор Смирнов - Приключения 1964
«Не надо нервничать», — сказал он себе тогда и остановился.
Он закурил и при свете догорающей спички взглянул на часы. Красная секундная стрелка пульсирующими толчками неслась по замкнутому черному кругу циферблата. Мысленно Константин представил себе весь пройденный путь. По времени он давно уже должен был выйти на просеку. Значит, сбился и шел теперь параллельно ей. Константин смял окурок в кулаке. Теперь он круто забрал влево и через полчаса был уже на просеке, а ещё через час, исцарапанный и потный, стучал в двери заезжей, где они с Вовкой тогда жили…
«Важно не потерять себя», — подумал он сейчас, отвлекаясь от воспоминаний и стараясь разогнуть скрюченные пальцы левой руки. Всё тело ныло от холода и усталости. Безразличие предательским туманом заволакивало мозг.
Снова послышатся гул мотора. Самолет пролетел, перечеркнув безнадежную пустоту ночи живыми звездами бортовых огней.
…К рассвету ветер утих. Показался берег. Он почти рядом, в каком-нибудь километре. А может, дальше? Вода скрадывает расстояние. Держись, чтобы хватило сил на большее.
Мерзнет мокрая голова. В воде теперь теплее, чем на воздухе. Слоистые облака на горизонте, словно обручи, стягивают купол неба. Как сигнальный буй, мелькает в волнах рыжая Вовкина голова.
— Вовка! — окликает его Константин. — Как дела?
— Жрать хочется — ежа бы съел, — отвечает тот и сплевывает в воду.
Константин и сам давно чувствует мучительные спазмы в желудке.
Чайки проносятся рядом, кричат и кружатся над головой.
«Наверное, они чувствуют, что мы бессильны, и поэтому не боятся», — думает Константин.
Как хочется вытянуться во весь рост и не двигаться больше, а лежать, закрыв глаза! Лежать без движения. А почему бы не сделать этого сейчас? Всё кончится быстро, и больше не будет боли. Кажется, Вовка уже готов сделать это. Он совсем ослаб. Почти не двигается, вцепившись в канистру.
— Нет! — Константин изо всей силы хватает Вовку пятерней за голый бок.
Вовка стонет. Кажется, совсем закоченел. Константин старается подталкивать его. Они плывут очень медленно. Теперь уже ясно видно, что до берега осталось метров двести. Они проплывут их. Проплывут!
Хлюпает проклятая вода. И этот бесконечный звон в ушах. Как будто звенят невидимые комары. Тысячи комаров. Нудный, неперестающий звон. К этому звуку примешивается ещё какой-то посторонний, похожий на рокот мотора. Наверное, опять самолет, а может быть, катер?
— Катер, — неуверенно шепчет Вовка.
Оба они поворачиваются на этот всё усиливающийся звук. Из-за скалистого мыса медленно выходит катер. Он чуть левее и впереди них. Как они кричат! Кричат до хрипоты, забыв обо всём.
— Эй! Э-э-эй!
Катер подходит. Он метрах в пятидесяти от них впереди, ближе к берегу. Вот он уже поравнялся с ними. Константин отчетливо видит черные буквы на красно-белом спасательном круге: «Кострома». Палуба пуста. Из трубы камбуза идет дымок, мотор работает спокойно, по-домашнему, на средних оборотах. Вот и белый бурун за кормой…
И вдруг Константин видит, как в черном проеме камбузной двери появляется чья-то голова. На палубу выходит парень в тельняшке. Обеими руками он держит голубой таз. Выплескивает что-то за борт. Константин делает отчаянное усилие: собравшись в комок, распрямляется, как пружина и, выскочив на мгновение почти по пояс из воды, подняв руку, кричит и, погружаясь, видит, как парень, вздрогнув, роняет таз и опрометью бежит к рубке. Константин ясно слышит звон упавшего таза.
Как тяжело, расталкивая руками и головой толщу воды, выбираться наверх. Константин выныривает рядом с Вовкой. Катер уже развернулся и идет им навстречу, но Константин почему-то не слышит звука мотора. Всё как во сне. Звучит в ушах мотив давно забытой песенки, которую он распевал ещё мальчишкой. «А ну-ка, дай жизни, Калуга, ходи веселей, Кострома…» Кажется, кто-то снова роняет большой звонкий таз.
Сквозь забытье Константин чувствует прикосновение рук, смутно слышит чьи-то голоса…
Он приходит в себя от боли: кто-то сдирает с него кожу.
Над головой светлый квадрат открытого люка. Стук мотора. Константин пытается подняться, но чьи-то большие руки, всё время мелькающие перед глазами и причиняющие боль, прижимают его к подушке.
— Где Вовка? — спрашивает Константин и сам удивляется. Губы шевелятся с трудом, как на морозе.
— Лежи, лежи, здесь он. Грейтесь, сейчас дома будем, — это говорит, накрывая Константина одеялом, большерукий. Он склоняется над ним, и Константин видит его лицо и мичманку на голове. Руки у него пахнут спиртом.
Живое тепло разливается по всему телу. Константин закрывает глаза и старается рассмотреть бесконечное, колышущееся перед ним водяное поле, которое видно ещё отчетливее, если закроешь глаза. И вдруг он вздрагивает, как от толчка.
Они будут сейчас в поселке и сегодня на РМС, где директором был Ивко. Там ждут его жена и маленькая дочь. Как он посмотрит им в глаза? Что скажет? Как объяснит, что они с Вовкой живы, а Ивко нет? А может быть, он выплыл? Он обязательно должен был выплыть. Он не мог утонуть. Может, он поплыл к другому берегу? И они его не заметили…
Константин резко отбрасывает одеяло.
— Старшина! Старшина! — кричит он и пытается слезть с койки.
— В чём дело?
— Слушай, старшина, — говорит Константин, чувствуя болезненные спазмы в горле. — Давай назад. Там у нас товарищ. Понимаешь? Поворачивай назад! Быстрее… Какого черта ты на меня так смотришь?
— Эй, Силыч, — тихо говорит старшина, — давай-ка ещё спирту, у парня бред…
Лев Экономов
Шторм
Ветер дул с моря. Стахов узнал об этом, не вставая с постели. Узнал по дребезжанью плохо закрепленного в раме стекла. Он приподнялся на локоть и посмотрел на часы. Фосфоресцирующие стрелки показывали без четверти пять.
В голову снова полезли беспокойные, невеселые мысли. Вряд ли теперь его пошлют на полеты в таких сложных метеорологических условиях. А в том, что погода ухудшится, у него не было сомнений.
Вспомнилась та злополучная ночь во время летно-тактических учений, когда он летел последний раз на перехват контрольной цели. Тогда он не просто напутал. Он ещё и струсил. А это хуже всего. Правда, об этом никому не известно. Все решили, что он просто потерял ориентировку. Да так оно сначала и было. И виной всему звезды, которые он увидел, случайно посмотрев вниз, когда до цели оставались считанные километры и она уже легла светленькой точкой на экране его бортовой станции обнаружения и прицеливания. Вверху, над головой, тоже были звезды. Они окружали самолет со всех сторон. Стахову показалось, что он попал в огромный черный мешок, набитый звездами. И теперь ему не выбраться из этого чертова мешка.
