Владимир Беляев - Встреча с границей
Но прошла неделя, вторая, третья, а Кветинский молчал. Андрей окончательно разуверился в успехе и уже написал Строкачу телеграмму, чтобы тот разрешил израсходовать все запасы тола на «объект номер один». Хорошо, что телеграмма оказалась неотправленной. От Кветинского прискакал гонец. Слава написал всего два слова: «Поросята найдены». Добрые вести всегда немногословны.
Шел сентябрь — пора бабьего лета. Дни стали ясные, солнечные. Листья уже тронуло дыхание осени, и деревья, особенно клены, горели буйным огнем.
В один из таких дней в лагерь к дубу-великану, где находилась в те дни землянка командира, подъехала колымага, в которую были впряжены два здоровенных невозмутимых вола. На колымаге с видом победителя сидел партизан Шмат. Еще бы: он привез три долгожданные авиабомбы, которые мирно лежали под соломой. Шмат откопал их девять штук у черта на куличках, в двухстах километрах от Олевска, где-то в Барановском районе.
— Знаешь, Шмат, как в старину короли награждали особо отличившихся придворных?
— Что-то на Дерибасовской об этом неизвестно.
— Король говорил храбрецу: «Проси что хошь — все твое». Я хотя и не король, а ты не придворный, но что могу — сделаю. Назначай себе премию, шут с тобой. Заслужил!
— Хорошо. Пустить под откос вне очереди два фашистских эшелона.
— Ух и жаден же ты, Шмат! Сразу подавай тебе два эшелона, может, одного довольно?
— Обожаю хорошую музыку, Андрей Михайлович. От нее шикарный аппетит.
Одесский торговый моряк Иосиф Шмат появился в отряде недавно и на его счету было всего две диверсии. Он искренне завидовал Кветинскому, Морозу и другим бывалым партизанам, у которых количество совершенных диверсий выражалось уже двузначным числом. Шмат буквально рвался в бой. Андрей не раз слышал, как он умолял подрывников, выходящих на задание, «прихватить» его для компании.
Но как Шмат ни клянчил, пролезть вне очереди ему не удавалось. Очередность выхода на диверсии соблюдалась в отряде неукоснительно. Но на этот раз Шмату повезло. Андрей не жалел о своем обещании — парень заслужил большего.
Большего... Человека в порядке поощрения посылают на смертельно опасное задание, а он рад. Ну и народ!
Вскоре в лагерь были доставлены остальные бомбы. Теперь партизанская торпеда оснащена полностью. Но до запуска было еще далеко.
Дело в том, что немцы, обеспокоенные и озлобленные частыми налетами партизан на железную дорогу, резко усилили ее охрану. Вероятно, помогли слезливые донесения Олевского военного коменданта Неймара своему берлинскому начальству.
Выходившие на диверсии партизаны в последние дни приносили нерадостные вести: все труднее и труднее стало подбираться к железнодорожному полотну. Немцы почти вдвое увеличили количество патрулей. Но главное — они пригнали бронепоезд, который сопровождает все эшелоны от Олевска до Шепетовки.
— Везет, как той невесте, у которой то жениха нет, то приданого... А? начштаба, что будем делать? — спрашивает Кукина убитый непредвиденными осложнениями Андрей.
Кукина врасплох не застанешь. Недаром партизаны шутят: «Голова у нашего начштаба стратегическая, такую бы голову да в Генштаб».
— Во-первых, надо прекратить на время, разумеется, все операции в районе Олевска. Отвлечь, так сказать, внимание фрицев.
— А что? Верно! — оживляется Андрей.
— Во-вторых, создать команду по установке платформы и тренировать до тех пор, пока не научится ставить быстро, ловко и без шума.
— Как Суворов перед штурмом Измаила? Я «за». Если Подкорытов согласен — действуй.
Пришлось однако создавать не одну команду, а шесть. Одна команда, как уже сказано, отвечала за установку платформы на рельсы. Но ведь прежде, чем устанавливать, надо эту платформу доставить на место. Решили производить запуск на Тепеницком переезде, а от лагеря до него ни много ни мало — двенадцать километров по бездорожью. Надо было в короткий срок через лес и болота прорубить для перевоза платформы более или менее сносную дорогу. Этим и должна была заняться вторая, самая многочисленная группа. Девиз третьей команды «Капут фашистским часовым» предельно ясно говорил о ее назначении: без шума снять немецких патрулей, если они окажутся вблизи. Четвертая группа — наблюдатели. Их обязанность Андрей сформулировал кратко: не спускать глаз с немцев, чуть что — предупреждать. Ну, и наконец, самая деликатная задача выпала на пятую группу. На пути от лагеря до переезда стояло несколько деревень. Требовалось, чтобы в ту ночь в деревнях была полная тишина, чтобы ничто не привлекло внимания немцев.
Иосиф Шмат, добровольно вызвавшийся возглавить эту группу, заверил его:
— Слово черноморского моряка Иосифа Шмата: не тявкнет ни одна дворняга... Я с ними вежливо побеседую...
И действительно, Шмат отлично справился с заданием, впрочем так же, как и другие партизаны. Все произошло, как прокомментировал Шмат «согласно плану Верховного командования и нашего ЕШ». Немцы клюнули на приманку Кукина. Они бросили значительную часть железнодорожной охраны к Чернигову, где по указанию штаба действовала группа Кветинского. Кветинский и его подрывники в течение короткого времени произвели несколько диверсий, наделав страшно много шуму. Славин фейерверк и сбил фашистов с толку. Они посчитали, что партизаны перебазировались, В этой мысли их утверждало и то, что в районе Олевска за последний месяц не произошло ни одного взрыва. Словом, фашисты не догадывались, какой подарок готовят партизаны, и ничего не предприняли, пока на рассвете не увидели на бешеной скорости мчавшуюся к мосту платформу.
Детище деда Еремея выдержало экзамен блестяще. Платформа въехала на мост, мачта ударилась о станину, взрывной механизм сработал четко. Раздался огромной силы взрыв, и фермы моста рухнули во взбунтовавшуюся от взрыва Уборть.
На правом берегу стоял готовый к отправлению на Киев немецкий эшелон, с платформ которого к небу глядели жерла орудий. Андрей, наблюдавший в бинокль, видел, как после взрыва из вагонов и платформ высыпали очумелые немецкие солдаты и как фашистский офицер, должно быть, начальник эшелона, истерично кричал на железнодорожного служащего. Можно было понять гнев фрица: эшелон, да и не только этот, надолго застрял за Убортью.
В те дни советские солдаты, переправившись кто на чем изловчился через Днепр, вели упорные, не утихавшие ни днем, ни ночью бои за удержание плацдармов на правом берегу. Они и не подозревали, что зацепиться за прибрежную кромку и выстоять там им в какой-то мере помогли партизаны Грабчака, о которых большинство героев днепровской переправы и понятия не имело. Если бы фашистские части, в пожарном порядке брошенные к месту советского десанта, вовремя подоспели туда и не были вынуждены загорать за Олевском, то как знать, сколько наших солдат, промаршировавших в канун Октябрьского праздника по улицам освобожденной столицы Украины, сложили бы свою голову на днепровских кручах, не дойдя до Киева.
