Царевна, спецназ и царский указ - Наталья Филимонова
Лишь когда царевна без звука упала на траву, Светика будто обухом по голове ударило: беда! Не уследил!
С треском ломая ветки, юноша бросился к царевне напролом через кусты подлеска, и, в несколько прыжков добежав, упал рядом с ней на колени.
— Алевтина?! Аля!!!
Попытки потрясти подругу за плечи ничего не дали — голова девушки безвольно мотнулась, а на застывшем лице не дрогнул ни один мускул.
Светик замер, в ужасе всматриваясь в это неподвижное лицо. Прикоснулся к щеке — холодной, как лед. И только теперь понял вдруг ясно и бесповоротно: царевна не дышит.
Осознание произошедшего навалилось могильным камнем. Светик поднял голову, уставившись расширенными глазами на коварную старуху, оказавшуюся уже в нескольких шагах от него.
— Что… — голос не слушался, хрипел и сипел, ломаясь. — Что ты с ней сделала?!
Старуха пожала плечами.
— Ничего непоправимого.
— Что?! Она не дышит!
— Верно, — колдунья невозмутимо кивнула. — Она и не должна дышать. Даже обратимая смерть — все равно смерть. Не дергайся, мальчик. Меня тебе не поймать. Лучше слушай внимательно. Только истинная любовь способна победить смерть. Твоя царевна клялась, что любит королевича Елисея. Если так — он один и может ее спасти. Поцелуй истинной любви разбудит от мертвого сна, и встанет царевна краше прежнего. Спадет проклятие, сыграют молодые свадьбу и жить станут долго и счастливо… тетушке на радость.
Ведьма захихикала, потирая руки, а когда Светик с рычанием дернулся к ней — точно растаяла в воздухе. Только безумный смех ее все еще звенел, пока юный богатырь бессильно метался над телом подруги.
Глава девятнадцатая, в которой королевич наконец находит царевну
Пожалуй, это молчание можно было бы назвать гробовым. Или могильным. Вот только ни у кого из шестерых богатырей сейчас язык бы не повернулся произнести такое.
Светик принес царевну на руках. Пинком стукнул в дверь, а когда ее распахнули — без единого слова пронес свою драгоценную ношу через сени в горницу и уложил почему-то на стол.
А потом короткими, рублеными фразами, пытаясь, чтобы голос не срывался, рассказал о происшедшем. И опустил голову, договорив. Пусть теперь судят, как хотят. Заслужил. Это он, он один виновен! Не доглядел, не уследил. Любого наказания ему теперь мало будет. Да только ведь Але-то не поможет то наказание! С Алей-то что же теперь?
Богатыри стояли безмолвным караулом вокруг стола, на котором лежало неподвижное тело. И чем дольше все молчали, тем сильнее становилось гнетущее ощущение, что собрались они все на похороны. Даже не глядя на царевну, каждый всей кожей, всем существом сознавал: не дышит. Не поднимается грудь, не бьется сердце, а руки ее холоднее самой зимы.
Только сейчас стало вдруг ясно, насколько эта девушка, такая всегда полная жизни, вросла в сердце каждого, сколько места заняла в их доме, сколькими красками наполняла каждый день. И ее неподвижность казалась чем-то совершенно невозможным, противным самой природе. Как если бы вдруг солнце в небе погасло или осыпалась разом вся листва на деревьях посреди лета.
И Ратмира, как назло, именно сегодня где-то носит. То есть известное дело — где: в столице, у государыни на докладе. Только тут такие дела творятся, что неизвестно, что в следующий раз докладывать придется. Был бы дома — осмотрел бы, может, и обнадежил.
— Так, — нарушил наконец молчание Михайла. — Значит, поцелуй истинной любви.
— И что?! — со злостью в голосе прервал его Анжей. — Будем ждать этого ее… Елисея?!
Акмаль вскинул голову и качнулся к столу. В глазах его блеснула надежда.
— А может… — порывисто начал он.
Светик вздохнул и потупился.
Михайла, как обычно, одним суровым взглядом заставил всех замолчать. Невеста — еще не мужняя жена, а только пока жених есть — целовать кому другому, да еще без ее ведома, бесчестно! Уж такого он никак не попустит.
— Не может, — тяжело и веско обронил глава отряда. — Будем ждать.
Слова канули в тишину. А затем Светик и Акмаль переглянулись и вздохнули разом.
— Что? — обреченно уточнил второй. — Привезти?
— Ага, — тоскливо кивнул первый. — С клубком еще сегодня можно обернуться, наверное.
Оглянувшись на непонимающие лица братьев, Акмаль, скривившись, неохотно сообщил:
— Да он с зимы еще в Грязюкино… насморк лечит. Как из сугроба вынули, так и лечит. Я коня его проведать заезжал после — ну, посмотреть, как устроили, следят ли…
— Нельзя ли того коня свести незаметно, — ехидно подхватил Анжей.
Михайла, жестом заставив всех замолчать, коротко кивнул:
— Вези.
* * *Старуха, невидимкой притаившаяся под окном, только сплюнула. Что ж, ее планов это в любом случае не меняет. Она и сама собиралась уже за королевичем — чтобы приехал он во всей красе на своем белом коне… ну, привезут, поди, как девицу, через седло. Может, его самолюбие при этом и пострадает. Ничего, переживет. Для дела оно вовсе неважно.
Главное же — что вот-вот все наконец случится… должно получиться на этот раз!
Всякое проклятие может обрести истинную силу лишь тогда, когда проклинающий сам ставит ему ограничивающее условие. Вовсе неснимаемых проклятий не бывает.
Зато бывают такие условия, что выполнить их почти невозможно. Та, что закляла когда-то древнюю ведьму, знала свое дело.
Колдунья, проклятая на служение правящему роду Тридесятого королевства, не могла даже умереть. Ведь мертвая она не могла бы продолжить служить. Вот только мало радости и от вечной жизни — если это жизнь раба, не вольного ни в делах своих, ни в словах.
Не одно столетие она искала выход. Не надеяться же, что все само собой как-то случится! Не бывает таких случаев.
Приходилось изворачиваться, чтобы претворять свои планы, выполняя при этом волю господина. И немало смертельных заклятий и ядов сотворила ведьма в своих поисках. Вот только главное не выходило до сих пор: надобно колдунье было, чтобы смерть можно
