Петр Краснов - С Ермаком на Сибирь : сборник
Первый въехавший походил на англичанина. На нем был серый тропический фетровый шлем, обтянутый зеленой кисеей, просторная куртка с карманами, со сборками и кожаными пуговицами, подтянутая ремнем, на котором болтался изящный охотничий нож, серые галифе, рыжие башмаки и такие же гетры, обернутые по спирали ремнем. Это был молодой человек с чисто выбритым, нежным, розовым лицом, с красивыми холеными русыми усами, подвитыми кверху, а когда он снял для привета свои шлем, то под ним оказались русые волосы, подвитые и разделенные на аккуратный пробор.
Гараська был в старой зеленой фуражке с малиновым околышем, пиджаке, накинутом поверх серой фланелевой рубахи, в шароварах коричневатого цвета, заправленных в хорошие высокие сапоги с ремешком под коленом На нем не было никакого оружия.
Они слезли с лошадей. «Англичанин» долго расправлял ноги и, видимо, усталый и непривычный к езде, пошел неловкой походкой к веранде. Увидавши Фанни, бывшую в женском костюме, он приосанился и закрутил усы большой рукой, одетой в рыжую лайковую перчатку.
— Позвольте познакомиться, — сказал он на чистом русском языке, — Василий Иванович Василевский, которого прошу называть, как все меня называют, просто Васенька или Василек. Московский купец и, между прочим, путешественник, охотник, искатель приключении. Не все же, знаете, англичанам! И российской складки человек всегда показать себя сумеет.
— Мильярдер, — хриплым шепотом, прикрывая рот ладонью, прошептал на ухо Ивану Павловичу Гараська и, смакуя это слово, повторил еще: — Мильярдер и враль…
— Вы меня, надеюсь, познакомите… с супругой вашей.
— Это не жена моя, а… племянница, Феодосия Николаевна Полякова.
— Привет, привет российской жительнице на границе Небесной империи. Я удивлен и очарован встретить такую красоту.
— Горная роза, — хрипло сказал Гараська, протягивая черную загорелую руку Фанни. — Молодчага Иван Токарев. Губа не дура. Даром что тихоня, монах и аскет… а товар выбрать умел.
Иван Павлович толкнул его под локоть.
— Ты, брат, полегче.
— А что, Иван, нельзя?.. — робко спросил Гараська.
— Она племянница и барышня… институтка, — зачем-то соврал, отводя Гараську в сторону, Иван Павлович, — сирота… Надо быть осторожнее.
— Да ладно, Иван, — захрипел Гараська, — я-то что, я ничего. Ты вот за кем присматривай, — подмигнул он на своего спутника, — ходок по этой части! Ты за патроном моим гляди в оба.
— Мы едем, — говорил нежным певучим голосом Васенька, — в Аксу и Турфан. Знакомиться с тамошними нравами.
— И более по женской части, — шепнул опять хриплым басом Гараська Ивану Павловичу.
— Говорят, очень любопытства достойные города. Вот у меня письмо от губернатора… Вы разрешите сесть, — и Васенька небрежно развалился на лонгшезе, — устал, знаете. Отвык. Да, — письмо оказывать всяческое содействие. А вы давно здесь, Иван… Иван, простите не расслышал ваше отчество.
— Павлович.
— Да, так я говорю, давно вы здесь?
— Девятый год.
— Да что вы говорите!.. А… а… племянница ваша, Феодосия Николаевна?
— Феодосия Николаевна всего второй месяц.
— Скажите пожалуйста. И не соскучились? Удивительно. К вам никак и не доедешь. Мы три дня едем из Джаркента.
— Вольно же вам, Василек, — фамильярно сказал Гараська, — было заглянуть на Или.
— Ах, там поселок дунганский. Очаровательный. Прелесть. Мы там рыбу ловили.
— С дунганками, — добавил Гараська.
— Ах, оставь, пожалуйста. Это было просто приключение. А я, знаете Иван… Иван…
— Павлович, — смеясь, сказала Фанни.
— Да, Иван Павлович, я люблю приключения. Мне двадцать пять лет… Я уже был в Абиссинии, у негуса Менелика, охотился на слонов.
Не то удивление, не то насмешка играла в шаловливых глазах Фанни.
— Вы охотились на слонов, Василий Иванович?
— Что же тут удивительного? — смотря своими большими светло-серыми глазами на Фанни и как бы ощупывая ее своим взглядом, сказал Васенька.
— По-моему, много. Так мало русских путешественников и тем более охотников за слонами, — серьезно сказала Фанни.
— У меня, знаете, страсть. «Влеченье — род недуга»… Что-нибудь необыкновенное, — небрежно бросил Васенька.
— Папаша слишком много денег оставил, — вставил Гараська.
— Оставь, пожалуйста, — шутливо, но, видимо, довольный, сказал Васенька, — ты, охотник за черепами, «команчо», вождь индейцев. А знаете, удивительный человек!
Накрыли на стол. Запевалов и Фанни собрали закуску. Принесли бутылку смирновской водки, еще водившейся в Семиречье.
— Вы позволите, Иван Павлович, мне и свою лепту внести в угощение? — сказал Васенька. — Идрис! — крикнул он на двор, где его люди снимали вьюки.
Ловкий ингуш в черном бешмете, подтянутом тонким ремнем с кинжалом, подскочил к Васеньке.
— Достань… знаешь…
— Понимаю.
Идрис принес бутылку мадеры, коньяк и флягу в коричневой коже. Потом притащил несколько откупоренных жестянок с сардинками, паюсной икрой, кефалью и омаром.
— Вы позволите, Иван Павлович, у вас сделать дневку? Я постараюсь не стеснить… А это уже позвольте в общую, так сказать, долю.
— Прошу вас, Василий Иванович, может быть, хотите помыться, одеться с дороги, пожалуйте в мою комнату. В ней и заночуете. Гараська, а ты со мной в кабинете.
— Благодарю вас. Мы сейчас.
Фанни прошла на кухню. Ей хотелось не ударить перед гостями лицом в грязь, и она приказала отварить живых форелей, только сегодня наловленных в Кольджатке.
XIX
Прошло завтра, день, назначенный для дневки, наступило послезавтра, дни шли за днями, а кольджатские гости не уезжали. То не были готовы вьюки, то надо было подлечить натертую седлом спину лошади Васеньки, то был понедельник, тяжелый день. Васенька никак не мог раскачаться в путь-дорогу, и ни для кого не было тайной, что он серьезно увлекся Фанни.
Иван Павлович хмурился и молчал. Гараська за обедом, когда подвыпьет, открыто протестовал:
— Кабы я знал, Василек, за каким ты зверем охотиться собираешься в горах, разве же я поехал бы с тобою? Э-эх! Горе-охотники!
— Молчи, Гараська, пьяная морда. Не твое дело! Получай свое и молчи. Твой день настанет. Поедем.
— Обожжет тебе, брат Василек, крылья жар-птица, никуда ты не поедешь. Выпил бы хотя что ли для храбрости, а то и пьешь нынче не по-походному.
И правда, Васенька пил мало. Он держался изысканным кавалером и ухаживал за Фанни. По утрам долгие прогулки верхом с Фанни в сопровождении Идриса и Царанки. Фанни то на Аксае, то на Пегасе, изящная, ловкая, смелая, природная наездница, Васенька на небольшой покорной сытенькой киргизской лошадке, на которой неловко и неуверенно сидел в своем костюме путешественника. Перед обедом Васенька купался и делал гимнастику, после обеда отдыхал. А вечером раскладывали карту и, склонившись над ней, чуть не стукаясь головами, Васенька и Фанни мечтали о путешествии в Индию, намечали пути. Васенька попыхивал из английской трубки вонючим английским табаком, а в углу на софе сидели хмурый Иван Павлович и полупьяный Гараська.
