Анатолий Ромов - Поединок. Выпуск 17
— Держать газ! — приказал майор, команда относилась к Лукашину, который занимал кресло второго пилота.
— Держу газ, — ответил Лукашин, удерживая левой рукой сектор газа, называемый обычно РУД — регулятор управления двигателями. Он дождался, пока двигатели набрали обороты, и сказал. — Режим взлета.
Самолет тронулся с места, Лукашин следил за скоростью, после ста тридцати километров в час он начал отсчитывать вслух: сто пятьдесят!.. сто восемьдесят!..
Все, кто находился сейчас на командном пункте, видели, как огромная машина, сотрясая землю, с гулом мчится вперед.
— Внимание: двести пятьдесят! — Лукашин сделал паузу и сообщил. Двести девяносто! — он глянул вниз и сказал. — Отрыв.
Самолет быстро набирал высоту.
— Убрать шасси! — приказал майор, и это тоже относилось к Лукашину, обычно шасси убирал второй пилот.
Левой рукой Лукашин нажал и повернул кнопку на пульте в проходе между сиденьями: на приборной доске зажглось табло: «Шасси убраны».
После взлета они выполнили маневр и легли на боевой курс. Лукашин на инспекциях не вмешивался в действия экипажа, но сейчас заметил как бы невзначай:
— Командир, строевые огни…
Майор с досадой в голосе приказал погасить синие строевые огни: полет был одиночным. Лукашин понял состояние майора: начать полет с замечания считалось плохой приметой.
— Ничего, командир, это не замечание, — успокоил его Лукашин. Он и сам не любил зануд, ставящих каждое лыко в строку.
Первые минуты шел обычный радиообмен, в шлемофонах стояла толчея голосов, эфир казался перенаселенным; позже они набрали высоту, после четырех тысяч метров надели кислородные маски, а когда ушли от аэродрома на триста километров, майор доложил на землю:
— Я — полсотни седьмой, на борту порядок. Отход. Прошу конец связи.
Им разрешили, майор поднял руку и нажал кнопку вверху над проходом на пульте радиостанции: с первого канала они перешли на второй, общий.
Сразу стало тихо, в гражданском эфире в этот поздний час царил покой, глухая ночь окутывала небо. Только откуда-то издали тихо, но отчетливо донесся разговор летчиков Аэрофлота:
— Миша, ты куда?
— В Магадан. А ты?
— В Крым.
— Завидую.
— Полетели вместе…
— Я не прочь, пассажиры не пустят.
— В Крыму сейчас благодать, — с усмешкой заметил Лукашин. — Бархатный сезон. Может, махнем?
— В Крыму хорошо, но нам туда не надо, — сдержанно ответил майор, который не знал, как держать себя с этим подполковником: инспекторы попадались разные.
Они летели над океаном. Внизу вели ночной лов сейнеры, шли, посвечивая топовыми огнями, танкеры и сухогрузы, но чем дальше, тем безлюднее становился океан — ночная пустыня без единого огонька.
Еще помнились залитые светом города, бессонные порты, гавани, поселки на островах, но там, внизу, позади — так далеко, что их как бы и не было, лишь воспоминания нетвердо держались в памяти.
Вшестером они летели в ночном небе. Отчетливо горели над ними звезды, до которых, казалось, рукой подать. В полумраке слабо светились приборы, свет навигационных огней с двух сторон проникал в кабину — справа зеленый, слева красный, лица в их освещении выглядели прихотливо и странно.
Они летели сквозь холод и мрак, за бортом внятно помнилась ледяная мглистая пустота. Одинокий самолет в ночном небе был, словно островок жизни, оторвавшийся от земли.
После трех часов полета им предстояла заправка в воздухе, с другого аэродрома, расположенного далеко в стороне, летел заправщик, в назначенном месте они должны были встретиться.
Радиообмен они начали с расстояния в восемьсот километров и время от времени вызывали друг друга на связь. За пять минут до встречи первый штурман доложил майору:
— Командир, подходим к району заправки.
Они зажгли синие строевые огни, экипаж почувствовал безотчетную тревогу, хотя им не раз уже приходилось заправляться в воздухе. Через две минуты доложил второй штурман, следивший за бортовым радаром:
— Командир, они слева. Курс шестьдесят, удаление сорок.
Танкер летел под углом в шестьдесят градусов к их курсу на расстоянии сорока километров, они быстро сближались. Не прошло и минуты, второй штурман доложил снова:
— Слева двадцать, — он переждал вдох и выдох и сообщил: — слева десять.
И почти сразу же раздался голос прапорщика, командира огневых установок:
— Командир, я их вижу!
В сплошной черноте перемигивались два прерывистых красных огня: на глаз не понять было — далеко ли они, близко ли и стоят на месте или движутся.
Вскоре можно было различать навигационные огни, майор вышел на связь:
— Пятьсот тридцатый, я полсотни седьмой, вас вижу. Разрешите подход справа?
— Полсотни седьмой, я пятьсот тридцатый, подход разрешаю, — отозвался командир заправщика.
Оба самолета опустились до установленной высоты в шесть тысяч шестьсот метров и стали сближаться; сейчас их вела аппаратура межсамолетной навигации. На самолетах, кроме проблесковых маяков и навигационных огней, горели синие строевые огни, яркие белые фары освещали пространство между плоскостями; штурман танкера включил дополнительную ручную фару.
— Выпускной шланг! — скомандовал майор пилоту заправщика.
Из правой плоскости танкера выполз шланг, поток воздуха сбивал его в сторону, однако страхующий трос удерживал.
— Шланг выпустил, к работе готов, — сообщил командир заправщика.
— Иду на сцепку, — ответил майор.
Он подвел самолет так, что левое крыло наложилось на шланг, стрелок, наблюдавший из прозрачного блистера, тотчас доложил:
— Командир, крыло на шланге вправо, — прапорщик увидел, как шланг попал в захват, и добавил: — шланг в захвате.
Майор дал команду на танкер, стрелок заправщика стал подтягивать трос.
— Метка пошла, — доложил прапорщик, следя за движением размеченного по метрам шланга; он стал вслух отсчитывать длину. — Пять… три… полтора… один… Контакт!
Сработал автомат, патрубок шланга вошел в горловину бака. Оба самолета шли на автопилотах, по команде майора начали перекачивать горючее.
Они, как альпинисты в связке, шли глухой ночью в небе над океаном: две гигантские машины на огромной скорости летели борт о борт, соединенные шлангом.
Для пилотов заправка в воздухе давно уже стала привычной, хотя для постороннего в этом заключалось нечто странное и непостижимое: две машины вылетали с отстоящих далеко друг от друга аэродромов, встречались через несколько часов в назначенном месте, обозначенном лишь цифрой на карте, соединялись на лету шлангом и летели рядом так, будто ими управлял один человек.
