Приключения Мак-Лейстона, Гарри Руперта и других - Майк Гервасиевич Йогансен
Мак-Лейстон поставил на ноги все сыскные бюро. Сам Пинкертон, получив синенький чек на кругленькую сумму, возглавил поиски и ради этого дела передал даже руководство штрейкбрехерским бюро своему главному заместителю. Провели тайные обыски у всех молодых людей, катавших Эдит на гоночных авто, но никаких следов ее пребывания найдено не было. Одного из этих молодых людей Мак-Лейстон даже пригласил к себе в кабинет и умолял искренне сказать, не знает ли он что-либо о местонахождении его дочери. Молодой человек сперва сделал загадочное лицо, но когда Мак вытащил блестящую черненькую штучку на восемь персон и стал недвусмысленно вертеть ее в руках — сдрейфил и признался, что ничего не знает.
Зав. виллой Лейстона старуха Древинс повторяла в сотый раз то же, что сказала на следующий день после исчезновения Эдит. Она ничего не знает. Накануне Эдит была очень весела и обедала с большим аппетитом. Они ездили с Бобом Дочерти (молодой человек с загадочным выражением лица) в город на желтом «Бенце», и она накупила полный лимузин каких-то вещей. Затем Боб откланялся, а Эдит пошла спать в назначенное коллегией врачей время. Перед сном, как всегда, она приняла таблетки. Никто не мог бы сказать, что она выглядела взволнованной. Она даже подошла к ней, к мисс Древинс, и пожелала ей спокойной ночи. Никто бы не догадался, что к утру ее спальня окажется пуста. Кретин Сидней Лейстон, брат молодой леди, посылал «к чертовой матери» всех, кто пытался его расспрашивать. Когда ему удалось втолковать, что Эдит нет, что она куда-то уехала, он трижды послал всех «к чертовой матери», потом «к чертовой бабушке» и под конец залился горькими слезами. Впрочем, он быстро утешился, когда его повели в комнату Эдит и оставили в одиночестве. Там этот благородный отпрыск рода Лейстонов переоделся в бальное платье сестры, запер дверь и не выходил до вечера. Больше от него ничего не добились.
В полдень четвертого дня по исчезновению дочери начавшему уже терять аппетит Лейстону передали по телефону, что какой-то субъект желает его видеть в связи с делом мисс Эдит. Через минуту в кабинет вошел безупречно одетый молодой человек, сел в кресло, вытянул ноги и стал рассказывать. Он имел счастье познакомиться с мисс Лейстон на бегах, где взял приз его рысак Континент. Рысак очень понравился мисс Лейстон — это черный метис без единого белого волоска. Его, рысака, родители были… при этих словах Мак-Лейстон выпалил непристойное ругательство и предложил молодому человеку перейти поближе к делу. Молодой человек охотно согласился перейти поближе к делу и рассказал, что не далее, как пять дней назад, мисс Лейстон спрашивала его по телефону, не согласится ли он продать ей Континента. Он долго колебался, потому что Континент — лучший рысак в штате Нью-Йорк, и он надеялся, что мисс Лейстон, как заинтересованное в этом вопросе лицо, продолжит вести переговоры, но прошло вот уже пять дней и мисс Лейстон молчит. Поэтому ему интересно было бы узнать, что думает мисс Лейстон по поводу… Он не договорил. Мак-Лейстон схватил его за шиворот и собственноручно вытолкал из кабинета, пиная на прощание ногой пониже спины.
Потом он, как разъяренный зверь, начал ходить по кабинету. Вышел в зал и снова вернулся в кабинет.
«Алло, Пинкертон? Говорит Лейстон. Вы скоро найдете следы? Надеюсь, организуя ваших штрейкбрехеров и провокаторов, вы еще не потеряли способность выполнять другие поручения! Прошу вас поторопиться. Я готов в любую минуту обратиться в другое бюро, и вы не получите премии». На звонок вошел лакей. «Отправьте по радио. Диктую: “Немедленно задержать Джима Рипса, в каком бы порту он ни находился, и доставить его сюда под строжайшей охраной. Лейстон”».
Был май. Зеленые листья лесов еще не покрылись пылью от проносившихся по шоссе авто и кэбов. Американская сойка, сверкая всеми цветами радуги, перелетала через шоссе и, опускаясь на зеленые ветви, привычными американскими глазами смотрела на бесконечный поток кэбов и авто. Время от времени ей удавалось подобрать выброшенные из лимузина остатки завтрака, и она стоически склевывала их в трех шагах от дороги. Внимания ее не привлек черный, как жук, бензиномотор, бесшумно пролетевший в тучах пыли. Она даже не посмотрела на толстого человека, который глядел вперед выпученными глазами, бросив неразрезанный роман и нервно ерзая на подушках в стеклянном купе.
Лейстон направлялся в Нью-Йорк. За час до этого сыскное бюро Пинкертона сообщило, что Эдит, вне всякого сомнения, отплыла на пароходе с Рипсом. Получены сведения, что за неделю до исчезновения она интересовалась парижскими адресами. А за месяц, вспомнил Лейстон, он поспорил с Эдит, но ему удалось некоторыми доводами убедить ее подождать с путешествием в Париж до зимы, когда, собственно, только и есть смысл туда ездить. Эдит быстро и легко согласилась; Мак-Лейстону и представить себе не мог, что она может все-таки передумать и уехать в Париж сама. Теперь он ничуть не сомневался, что она уехала в Париж. Еще в день исчезновения Эдит выяснили, что она сняла деньги с текущего счета в банке. Лейстон решил сам отправиться в Париж и по-хорошему вернуть ее обратно или хотя бы узнать, как она и, если она захочет, провести с ней время в Париже.
«Либерия» огибала Танжер. В Танжере Франсуа Дени и Винсент Поль наняли пятерых головорезов из числа марокканских дезертиров. Капитану были уплачены приличные деньги, чтобы он взял их на борт. Винсент — старый опытный охотник — ощупал бицепсы на руках у каждого, лекарь в Танжере удостоверил, что все были здоровы. Их военные билеты показывали недюжинное умение стрелять из винтовки. Теперь эта благородная компания, плывшая в третьем классе, целыми днями играла в шмен-де-фер. Винсент и Франсуа держались в стороне. Франсуа проклинал себя и весь мир за то, что он ввязался в эту дурацкую экспедицию. Доставая из кармана фотографическую карточку Камиллы, он мысленно сравнивал элегантную танцовщицу с мохнатой дамой из горилл, сплевывал за борт и курил сигарету за сигаретой. Винсент упрямо молчал, чтобы еще больше не испугать Франсуа — у него был солидный опыт в таких делах.
Вечером они снова стояли на палубе. Проходимцы резались в шмен-де-фер. Слева, расплываясь в тумане, синел левый берег Африки. Было тихо.
Тогда Франсуа вдруг обратился к Винсенту и глухо сказал:
«Я чувствую, Винсент, что не вернусь из этой чертовой поездки». Винсент не ответил ни слова.
Оба они не заметили, как мимо них медленно прошел молодой матрос с «Либерии», белокурый парень с маленькими острыми глазами.
