И. Глебов - Подвиг продолжается
Начальник отряда болезненно морщится: он знает, что такое 1-й революционный батальон — в миг разоружит, и охнуть не успеешь. Сникнув, тихо и зло приказывает заместителю:
— Трубить сбор в казармы!
Не проходит и часу после инцидента в сквере, а уже новое донесение поступает в штаб Синюкова: возле станции Юго-Восточная прикатившая невесть откуда на бронепоезде дружина левых эсеров громит толкучий рынок, грабит (под предлогом реквизиции продаваемого с рук воинского обмундирования) все товары подряд.
Синюков звонит Ерману: как быть?
Тут же следует ответ: дружину разоружить, а незаконно реквизированные вещи вернуть владельцам.
И вот уже две роты батальона и его конная сотня в районе происшествия.
А здесь реквизиция идет полным ходом. Эсеры-«экспроприаторы» разбрелись по базару, и каждый действует в меру своих сил и предприимчивости.
Над кипящей тревожно толпой волнами прокатывается несмолкаемый гул. Ругань, визг, плач, окрики...
— Кара-ул! Погром!
— Пошто же, родимец мой, последнее изымаешь?
— Именем р-революции!
— А-а-а-а... Не отдам!..
— А это что еще за «мармазель»?
— Креста на вас нету, ироды!
— Я те укушу, стерва!..
Павел Синюков, как вихрь, проносится на гнедой лошади перед отрядом.
— Перекрыть все выходы! Привести в готовность пулеметы! Первая и вторая роты, цепью — вперед!..
И пошли синюковцы просеивать толпу, вылавливая эсеров, как карасей в мутном пруду.
— Оружие есть? Сдать!...Документы? Отобрать, проверим!.. Награбленное барахло? Сваливай в кучу!..
И снова шумит толпа, как потревоженный улей.
— Так их бандитов! Так! — надрывается сиплый голос.
— По какому такому праву? — пробует возражать какой-то «экспроприатор».
— Нас предали! — несется с другого конца базара.
Через два часа все кончено. На опустевшей базарной площади сдвинуты в беспорядке колченогие столы, лавки. Теплый ветер лениво перекатывает клочья порванной бумаги, пестрые лоскуты тряпок...
А вечером уполномоченный представитель от эсеровской дружины является к Синюкову в штаб для переговоров. Ведет он себя дипломатически сдержанно.
— Предлагаю считать это печальным недоразумением! В конце концов дружина только исполнила приказ, по которому продажа обмундирования, как вам известно, запрещена. И если среди наших обнаружились несознательные, то можно разобраться, уладить все тихо, по-товарищески.
— По-товарищески не выйдет, — спокойно прерывает его Синюков. — Оружие будет возвращено только с разрешения Царицынского Совета.
Эсеровский представитель заметно нервничает:
— Я настаиваю на возвращении дружине оружия!
— Это ваше право — настаивать. Но это ничего не меняет.
— Тогда как уполномоченный представитель нашего штаба я вынужден заявить: в случае неудовлетворения вышеизложенного требования мы открываем орудийный огонь по городу.
Синюков знает, что это пустая угроза, и говорит, играя желваками:
— Попробуйте!
Незадачливый парламентер в смятении напяливает фуражку и поспешно исчезает.
5
...Один за другим следуют через Царицын воинские эшелоны, везут солдат с Турецкого фронта; прибывают с Дона так называемые «украинские полки». Штаб обороны отдает строжайший приказ разоружать все подразделения, проходящие через город в тыл.
Ежедневно на железнодорожных путях Царицына скопляется два, три, а то и четыре эшелона, а в эшелоне — по 1500 солдат и у каждого по две-три винтовки, да еще орудия, пулеметы... И просто так их не сломить.
В первый день они слушать даже не хотят о сдаче оружия: посылают представителей Совета к «чертовой бабушке», грозят разнести город. На следующий — устав от проклятий, которыми никак не проймешь «упрямцев» из Царицына, окруживших эшелон, с болью в сердце соглашаются передать орудия, пулеметы и... лишние винтовки. И только на третий день обычно достигается договоренность по всем пунктам: хочешь не хочешь, а приходится подчиняться Совету: сила!
...Как-то майским вечером в штабе 1-го революционного батальона тревожно заверещал телефон. В трубке — требовательный голос Якова Ермана: на станции Ельшанка скопились какие-то путешествующие отряды, именуют себя анархистами, а смахивают на бандитов. Любой ценой надо разоружить их. Вооружение у них — восемь орудий на 800 человек. Так что осторожность и решительность — прежде всего, учитывая, что по пути в Ельшанку, на станции Владикавказская, расположился отряд Петренко, который пока явно выжидает, но доверять ему, разумеется, никак нельзя. Поэтому необходимо заключить с ним временный альянс, заручиться его нейтралитетом. План операции держать в секрете...
Павел Синюков медленно опускает трубку на рычаг. Рассеянно поглядывает на шахматную партию, прерванную телефонным звонком. Его противник Левченко, догадавшись о нежданном спасении, облегченно вздыхает: шансов избежать поражения, можно сказать, не было. Еще каких-нибудь три-четыре хода... Но что поделаешь! Приходится обдумывать иного рода ходы!
И Синюков не впервой уже ловит себя на мысли, что в жизни, как в шахматной игре, и даже чаще, чем в шахматной игре, все зависит от детально продуманного плана, а один неверный шаг, как правило, приводит к непоправимым последствиям... Впрочем, начало «комбинации» по разоружению анархистов Яков уже подсказал — это визит «с добрыми намерениями» в стан Петренко.
Синюков знает, что полк Петренко представляет не меньшую опасность, чем сравнительно немногочисленная банда ельшанских анархистов. Во всяком случае, есть прямая связь между прибытием этого полка и оживлением в городе потайных кабачков. В милицейские участки не успевают приволакивать пьяных и буйствующих молодчиков, которые, словно пароль, называют имя своего командира...
Насчет таких разложившихся, деморализованных воинских частей есть специальный декрет Совнаркома: они подлежат немедленному разоружению. Представители штаба обороны уже вели с Петренко об этом переговоры. Но он пока отделывается обещаниями, а с оружием не расстается. Хитрая бестия!
Числится за Петренко и другой грех. Отступая от Ростова, он прихватил с собой кассу 1-го южного флота, что-то около полумиллиона рублей, не считая ценностей, награбленных на украинской земле. Царицынский Совет обязал его сдать все ценности в городской банк. Но Петренко тянет время, выжидает. Чего ради, спрашивается? Ну что ж, встретимся — поглядим...
...В три часа ночи на подходе к станции Владикавказская тихо остановился бронепоезд. Впереди у него лишь неприметная платформа с замаскированным орудием да крытый вагон с шестьюдесятью бойцами революционного батальона.
