Сергей Наумов - Искатель. 1979. Выпуск №3
Офицеры из отряда во главе с начальником штаба подполковником Жуховым поглядывали на Гомозкова, ожидали, что скажет лучший следопыт. Они прошли пешком весь участок, подолгу ждали, пока сержант колдовал над мало-мальским отпечатком на залитом водой КСП. То он долго измерял и исследовал лунку, образовавшуюся на самой середине полосы, то уходил немного в тыл и просил Каруна поработать с Найдой. Гомозив едва не стер колени, ползая вдоль размытой КСП.
Он двигался впереди группы, чтобы видеть дозорную тропу чистой, незатоптанной, и остро чувствовал отсутствие Мушкета.
Нет ничего хуже слепого поиска. Гомозков не верил в обратный прорыв. Предчувствие подсказывало ему, что второй где-то рядом, затаился и ждет, пока затихнет шум, поднятый дерзким нарушением.
А шуметь бы не нужно. Все должно быть наоборот, тихо, незаметно, без суеты. Засады на тропах, ведущих в тыл, наглухо закрытые подходы к шоссе. И ждать. Второй сам обнаружит себя. Сколько можно сидеть в убежище — день, два, неделю? Выходить-то все равно придется. Прочес силами отряда, соседних застав и сельских дружинников не дал желаемого результата. Ни следа, ни даже намека на след, ни малейшей детали, которая хоть как-то сказала бы, что второй здесь, в этих четырех квадратах леса, гор и болота.
Гомозков все чаще возвращался мыслями к ручью, куда первоначально направился «носильщик». Разгадка исчезновения второго крылась где-то здесь. Но ведь сержант сам пропахал чуть ли не на животе пространство, примыкающее к ручью. Проклятый дождь…
— Ну что? — спросил Жухов, как только следопыт вернулся к кабаньим следам.
— Обратной дороги не было, товарищ подполковник, — твердо сказал Гомозков.
— Может быть, ты и прав… — задумчиво произнес Жухов, — но все же стопроцентных гарантий нет. А?
— Их почти никогда нет, товарищ подполковник, но в данном случае… такую погоду использовали для прорыва и вдруг обратно… И смерть «носильщика»… Человеком пожертвовали…
— Все правильно, сержант, — сказал подполковник, — боюсь только, не спугнули ли вы с Агальцовьм второго стрельбой у стожка. Ведь прорыв-то рассчитан был чисто, шум в планы не входил.
Гомозков слушал Жухова и думал о Мушкете. Ему нужно было подтверждение своей версии, а подтвердить ее мог только старый четвероногий друг, которого он так неосторожно подставил под пулю.
ПОВАЖНЫЙ
Начальник отряда Серафим Ильич Поважный сидел в комнате Стриженого напротив хозяина и сокрушенно покачивал крупной бритой головой.
— Что же получается, Андрей Павлович, — хитро помаргивая большими чуть навыкате глазами, говорил Поважный, — нарушитель глотнул яду на сопредельной стороне, а к нам пошел умирать…
— Он всего лишь «носильщик», товарищ полковник, — спокойно сказал Стриженой, — спасенного человека пес. Думаю, ему не хватило времени нарушить границу в обратном направлении…
— Все это так, товарищ капитан. Но где второй?
Полковник быстро взглянул на Стриженого, насупился.
— Выкладывай свои соображения и без фантазий.
— Есть выкладывать соображения, — подчеркнуто серьезно сказал Стриженой, — тщательное изучение обстановки, данные поиска, анализ следов на контрольно-следовой полосе — все говорит о том, что второй нарушитель проник далеко в наш тыл до того, как был заблокирован участок.
— На крыльях он летел… — сыронизировал Поважный.
— Может быть, и на крыльях, — невозмутимо отозвался капитан, — а может быть… ему ведь важно было выиграть время. И если он местный, а Гомозков считает его таковым, то к шоссейке нарушитель бежал кратчайшим путем.
— Так уж и бежал все двадцать километров… — проворчал полковник.
— Гомозков это расстояние покрывает за час с небольшим, тренированный человек с хорошо поставленным дыханием сможет пробежать дистанцию быстрей…
— Ночью, в дождь, по скользким тропам, — усмехнулся Поважный, — фантазируешь, Андрюша… Вари свой знаменитый кофе и прикажи принести сюда карту участка. Будем ставить точки на уязвимых местах, искать и думать. Я не верю, как, впрочем, и твой Гомозков, что нарушитель ушел обратно за кордон. Не затем его посылали. Твоя версия ближе к истине, но и в ней не все сходится. Есть думка, что он затаился и сделал это так хитро, что мы прошли мимо. Нужно бы как следует посмотреть все крупные деревья, пригодные для оборудования «гнезда». На участке много столетних грабов с большими дуплами. А кое где прощупывать землю, как делали это в сорок седьмом и сорок девятом, когда искали оуновские схроны. И развалины замка. Они хоть и на виду, но стены простучать еще раз нелишне. Кстати, в хозяйстве Недозора есть сарай для сена или чего там еще. Стоит на отшибе. Небось не догадались заглянуть?
Стриженой улыбнулся.
— Не шучу, — сказал полковник, — загляни, и сделай это осторожно. Не было в твоей практике? А в моей было. Так что считай, что я приказал осмотреть сарай.
— Есть, осмотреть сарай…
Поважный наблюдал, как Стриженой разжигал крошечную спиртовку и потом колдовал с джезвой, засыпая в нее из банок смолотый кофе и сахар.
— По-турецки, товарищ полковник?
— Давай по-турецки… Главное, чтобы покрепче… Когда еще к тебе в гости выберешься?…
Начальник отряда маленькими глотками отпивал кофе и разглядывал карту участка, принесенную расторопным Агальцовым.
Поважный служил в отряде с конца войны. Начинал начальником заставы. Как говорится, знал службу изнутри. Порой был резок, вспыльчив, но вряд ли кто за долгие годы сделал для границы столько, сколько он. Рассказывали, что Поважный мог нарисовать словесно, как выглядит каждый погранзнак района и когда его подновляли последний раз. Лощинки, бугорки и неглубокие ущелья в счет не шли. Граница долгие годы лепила и закаляла этого человека, учила выдержке и воле.
И сейчас он сидел и хмурился, растирая бугристый лоб ладонью, словно хотел стереть многочисленные глубокие морщины — следы давних ночных раздумий. И Стриженой подивился внезапно переменившемуся лицу Поважного, на нем застыло выражение твердости и холодной вдумчивости.
— Расширим петлю на двадцать километров по окружности и будем снова тщательно прочесывать местность, каждую щель, каждую копешку и каждое дупло. Шоссе закроем до конца поиска. Щупы привезут саперы. Гомозков возглавит поиск, пусть ищет так, как подсказывают ему опыт и интуиция. Выделить ему в помощь двух следопытов с собаками.
Поважный положил тяжелую руку на карту.
— Нет у нас другой альтернативы, Андрей Павлович. Волк заброшен к нам матерый, и, по всему видать, живым не дастся.
