Борис Ковальков - Два лева для Дори. Повесть и рассказы
Это был обычный каэнглумский дом из серого плитняка, с белёным известью верхним этажом под остроконечной черепичной крышей. Нижний этаж был занят самой лавкой с витриной в мелкий переплет, справа от неё была подворотня, словно хотели пристроить еще один дом и оставили проезд во внутренний двор. Лавка витриной заходила в подворотню, там и был вход. В подворотне стояли столики, столики были и перед витриной под маркизами, стояли глиняные кадки с цветами и зеленью, диковинные части корабельного такелажа, колеса телег, камни с окаменелостями, подобранные Борисом по округе.
Коста хотел посмотреть, как Борис открывает лавку. Борис держит аптечные товары, торгует травами, розовым маслом, квасом, солеными огурцами, ракией и конечно цветами. Любит поднимать шторы рано утром и вечером опускать, хотя никогда не запирает.
И действительно, бай Борис был уже на ногах. Коста разглядел налипшую, наподобие галош, глину на сапогах. Возле, на сухом камне стояла корзинка, накрытая двумя свежими еловыми лапами. Лапы с длиннющими, как у паворимагов иглами.
«Если бы не эти „галоши“! Тогда я не знал, что Иво привез Андерса в Лазарет. Но сразу подумал, что Борис ехал в телеге Иво. Шел бы пешком… потерял бы эти „галоши“. Иво первый привозит в Город молоко в бидонах. Борис ехал, свесив ноги, чтоб не запачкать телегу. Он был в очень странном настроении, если ехал таким образом. Всегда садится рядом с кучером или водителем. Да, да, „дорога это разговор“ любит приговаривать Борис. Грязные сапоги, вымокший плащ, испачканный рыжим по подолу. В таком виде Борис ни за что бы не сел с ногами ни рядом с возчиком, ни внутрь телеги. Что-то с ним произошло. Вы знаете, Борис очень аккуратен – он себя ограничивает. …И только на одной ели такие иглы».
– Доброе утро, Коста. Кофе?
– Доброе утро, Борис. Прости, кофе я выпью в магистрате.
– Даже не зайдешь к Сольво?
– Нет.
– Как тебя угораздило подняться в такую рань?
– Хочу узнать, что там стряслось. Как быстро дождь смывает не стаявший снег, а ещё вчера, поздно вечером чистил лестницу…
Бай Борис помедлил с ответом…
– Да… Смывает…
– Знаешь, а я посадил ландыш у себя в саду. И, удивительно, он расцвел, хотя самое время созревать ягодам.
– Расцвел, потому что ты его посадил, – улыбнулся Борис. – Но… он же растет на тенистых склонах? – опять помедлив, спросил Борис.
– Хъ. Я ещё осенью завалил песком самый дальний угол у стен. А снег таскаю, расчищая крыльцо.
– А тень?
– Добавил кладку на стенах, получилась угловая башня. С маленькой коптильней.
– Постой, ты слышишь?
Коста услышал со стороны реки долгий звук.
– Откуда? Это не гадрауские волынки.
– Да, это гайда.
Звук был не тоскливый и не веселый…
– Радостопечальный, – сказал Борис.
Они постояли немного под дождем и разошлись. Коста сменил намокшую сигарету на сухую и пошел в Магистрат. Бай Борис поднял шторы, мягкий грохот эхом раскатился по улочкам, свет из лавки хлынул на мостовую и перед Костой побежала длинная тень.
«Я спросил Александера: – „Почему мне не позвонили вчера?“, тот ответил, что не стали беспокоить в такой уютный вечер, да и ночь близилась. Хъ. Когда же я спросил: – „Так зачем было беспокоить с раннего утра?“, за него ответил Стивен, что мол так положено, в дождь, когда ещё темно. Когда ночь прошла, но утро ещё не наступило. Ему подумалось, что так романтичней. И он угадал!»
…В Рассыльной Конторе Деметра Мендоса светилась на столе лампа. У Сольво таяли ледяные музыканты в беседке, сам Сольво, длинный, в длинном военном пальто с гражданскими пуговицами, стоял рядом, рассматривая оплывающие прозрачные фигуры.
– Коста, здравствуй, ты зайдешь?
– Нет, Сольво. Спешу в магистрат. Прости, что приветствую словом «нет».
– Скажи Коста, как начнётся день, если тебя поздравили словом «нет»?
– Наверно интересно. Не всегда отрицание предполагает что-нибудь отрицательное.
– Как же, выходит я не попробую свежевыпеченной баницы! Ну да ладно. Передай привет советнику Маурицу и Александеру. Не забудь и Стивена.
– Хъ. Ты думаешь я увижу Александера и Стивена так рано?
– Коста с банницей спешит в магистрат с утра пораньше, здоровается словом «нет». Кто тебя мог поднять в дождь? Конечно, Стивен. А это уже, – задумался Сольво, – нет, советник Тендель поспокойней, только Мауриц. Только в его черёд что-то происходит, а для Маурица первый громоотвод – Александер.
Коста спустился по улице, дошел до остановки трамвая14 у памятника Николя Фисетто. Пока ждал трамвай, стоял курил и смотрел на зодчего. Бронзовый Николя, под бронзовым деревом сидел прямо, положив тяжелые большие руки на колени, и смотрел прямо перед собой. Большой, высокий лоб, крупный длинный нос, густые висячие усы, волосы двумя волнами падали по высоко поднятому воротнику сюртука, и Коста подумал, Николя похож на сфинкса-царя, большие руки каменотёса напоминали лапы льва. И весь образ зодчего – крестьянина был царственен.
Бронзовое дерево, похожее на плакучую иву, и Николя удивительно подходили друг другу, «наверно потому что они разной руки» думал Коста, памятник был суров, как если бы бронзу кололи как камень; дерево же, с сотнями переплетенных ветвей и неисчислимым множеством листьев было ювелирным украшением… «Странно, выглядит так живо, хотя говорят, что это не скульптура, но форма снятая с настоящего, а это мертвит».
Летом трамвай ходил с открытыми дверями, редко останавливаясь, люди входили и выходили на ходу. Зимой остановки не пропускал. Коста подождал и сел в задний вагон для курящих. В переговорную трубу он поздоровался и попросил высадить у Ратушной площади. В ответ прозвенел звонок, и голос вожатого сообщил: «Кому ещё у Ратушной? Остановка». В трамвае сидело ещё двое. В самом начале вагона. Сидевший спиной по ходу движения, улыбнулся и сказал Косте: – «А я уже попросил».
Коста узнал одного советника, члена Магистрата, застенчивого и, как казалось Косте, с печальными по-собачьи глазами. Второй, длинноволосый, в плоской шляпе, молча поднял в приветствии руку, не оборачиваясь, смотря в отражение стекла.
6
– День прошел, прошла ночь, пошел дождь и сошел снег. Что увидит Коста?
– Ему не обязательно искать следы. В отличии от нас он опытен. За городом прохладней. И дождя не было.
– Хъ! – Стивен передразнил Косту. – Им с Любке не нужно ползать по талому снегу. Они мастера своего рода. Сядет Коста на пенек и будет размышлять, а потом скажет, кто.
– Не знаю.
Дежурный Матиас появился в дверях с кофейником и корзинкой дров.
– Где ваши кружки?
– Подожди, пожалуйста, Мати, Коста ещё не пришел.
– Он уже пришел. И принес баницу. Стоит внизу, говорит с Кире и господином советником Маурицем.
– Вот так. Что останется от баницы? Матиас, кружки на подоконнике. Располагайся.
Матиас подложил дров в камин и поставил кофейник на решетку. Все собрались у огня. Вошел Коста. Как и многие из района Фисетто, Коста был не ниже коренных каэнглумцев.
Коста держал в руках ящичек, как найденные сокровища. Строго и внимательно посмотрев на всех, он, вместо приветствия, уведомил: – «Это баница.» И мягко улыбнулся.
У него был высокий узкий лоб, прямой тонкий нос, светлые спокойные глаза.
«Похож на политика, плюнувшего на политику и использующего опыт интригана у себя в саду», подумал Стивен.
– Коста, я специально не заходил домой, я так и знал: ты не придешь с пустыми руками. Если, конечно, Кире…
– Кире отказался, он сыт, сыт и советник. Как он сказал: «сыт по горло».
– Завидую. Как его легко насытить! Везет Маурицу, как ему интересно служить….
– Стивен, ты тоже не без приключений, – тихо проговорил Александер.
– Я не служу. Я просто так. А вот рутине, которую разбавляют происшествия, можно позавидовать.
– Стивен, не просто происшествия – это трагедии. Им не порадуешься.
Коста смотрел на отцветший бирюзовый ландыш в черном мраморном лотке на подоконнике, Матиаса, разливающего кофе по кружкам. Вспомнил Бориса и его корзинку. Взял кружку, сел в кресло, поставил кружку на подлокотник, вытянул ноги и закурил.
Повел рукой в сторону окна:
– Ранняя весна, а только недавно Рождество… Рассказывайте.
7
Серебряный автомобиль исчез, и они приехали на место в пролетке Матиаса. За городом такой сырости не было. Коста, подобрав полы плаща, сидел на камне и смотрел.
Стивен, глядя на него, радовался и ждал. «У него взгляд всегда предупреждает движения».
…Снег искрился в полях, сыпался с ели алмазной пылью… Наст, намерзший с утра, сверкал на низком солнце… У ветвей Ели, достающих до берега каньона, суетились два пёстрых паворимага. Третий подошел ближе, полез в пролётку и сел на место кучера. Паворимаг видимо что-то сообщал кобылке, та поднимала голову, поводила ушами и шумно фыркала.
