Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко
Несколько раз Илидор явственно ощущал на себе чей-то взгляд — ощущал как ползучее насекомое на шее, как тревожную щекотку на плечах, и крылья его взбудоражено встряхивались. Однако сколько дракон ни всматривался в лес — не видал никого. Только однажды ему почудился отблеск солнца на пушистых светлых волосах, мелькнувших в подлеске, но Илидор не был уверен, что это не игра света или не обман зрения.
Ыкки вёл себя неспокойно, всю дорогу то и дело шипел, хрипел, мотал головой, часто останавливался и вслушивался в лес. Лес как будто не замечаел двоих путников, и это настораживало больше, чем хрипение дикого кабана у тропы.
***
— Дракон навлёк на нас беду! — заходилась Рохильда, уперев руки в бока.
Бой-жрица походила на негодующий воздушный шар. Другие жрецы и жрицы не отвечали, даже не смотрели на Рохильду, возились с ранеными: накладывали жгуты и повязки, промокали раны настоем спиртянки, наносили на ожоги кашицу из моркови, переносили в тень лежащих на солнцепёке. В воздухе носились запахи крови, сока спиртянки, вывороченной земли, смятых травинок, горелого мяса.
— Не дело было называть другом дракона! — Трубила бой-жрица. — Его змейская сущность влекёт тень хаоса за собою и вскорости пожрёт ею всех нас! Когда ж бо грибойцы кидали пламя в гостей? То немыслимо! То сущность дракона мрачит пеленою хаоса доброе имя Храма! Мы сами зазвали в гости тьму и мрак! Неужто…
— Рохильда, достаточно!
Другая жрица поднялась на ноги неподалёку, сматывая длинную перевязочную тряпицу. Жрица была чуть ниже Рохильды и в два раза тоньше, изящно-округлая, черноволосая, с открытым круглым лицом и спокойной улыбкой. Бой-жрица при виде её надулась, словно жаба, и сделалась ещё шире.
— Будешь защищать его, ну ещё бы! Кому защищать его, как не тебе!
— Рохильда, ты забываешься, — отрезала Фодель.
Некоторые жрицы уставились на неё с жадным любопытством. Илидор привлекал к себе внимание, много живейшего внимания — просто самим собой, одной той страстностью, с которой вплетал себя в окружающий мир. Страсть эта, необычная для служителей Храма, была во всём: в его движениях, в голосе, в сияющих золотых глазах, в улыбке, с которой он оглядывался вокруг — да, просто оглядывался, как будто неустанно искал и неизменно находил рядом нечто неразличимое другими, недраконьими глазами, но, безусловно, поразительное и непременно очень хорошее. А может быть, очень плохое, но не менее поразительное и требующее, чтобы его немедленно изучили так и сяк.
Истории, которые Илидор рассказал о подземьях в первый свой вечер, произвели на жрецов и жриц грандиозное впечатление и окружили дракона ореолом геройской таинственности. Подумать только, Илидор ходил в глубокие подземья, он пробыл там много-много дней и выжил, сражался с порождениями горных недр и побеждал немыслимых тварей, а теперь вот так запросто ходит среди нас и с ним можно говорить, его можно потрогать и убедиться, что он настоящий!
Вокруг Илидора носилась и зудела, расчёсывая любопытство, буйная энергия, и хотелось подойти поближе, чтобы напитаться её отголосками. А ещё вокруг него трепетала аура почти-запретности. Ведь он дракон! Он не должен был даже приблизиться к Храму — но он особенный дракон, в котором человеческая сторона победила мрак, потому он стал другом жрецов и храмовником. И многим теперь хотелось бы коснуться хотя бы тени этого стреноженного мрака — тени, побеждённой Илидором, приручённой им, а потому почти безопасной — и манящей, как большая сладкая конфета.
Молодым жрицам было мучительно интересно, как же это — любить дракона, этого неуёмного, таинственно-геройского дракона. Не раз они пытались расспросить Фодель, но та, даром что многословная и велеречивая в том, что касалось пути Солнца, отмалчивалась, когда дело касалось Илидора. Своим молчанием она будила ещё большее любопытство других жриц.
— Это не я забываюсь! Это ты не понимаешь, что творишь! — Рохильдапотрясла пальцем перед носом Фодель, и та поморщилась. — Вы все! Вы не знаете, что такое дракон! Нет тварее твари! Это из-за дракона грибойцы напали на наших жрецов, пускай этой твари тут и не было! Печать его хаоса лежит на нас всех, пока мы тетешкаемся с ним, пока прозываем его своим другом!
— Возмутительно! Голословно! — понеслись по поляне восклицания других жрецов и жриц.
— Грибойцы не говорили нам про драконов! — Фодель негодующе выпрямилась во весь рост, и Рохильда чуть качнулась назад. — Ни слова! Грибойцы говорили о прежних деяниях Храма в Старом Лесу. О битве воина-мудреца с народами, которые встали против славы отца-солнца…
— Ну так то грибойцы, чего ж было от них ожидать, — поджала губы бой-жрица и сложила руки на груди. — Говорила я: не след напропалую лезть сюда со своей правдой, посколечку в сих землях другая правда про былое и про Храм, и про веру нашу светлую! Не послушали меня, не послушали, а? Знай своё торочили!
Из-за лекарского шатра появилась коротко стриженная жрица со свёртком-младенцем на сгибе локтя. Остановилась поодаль, стала слушать. Фодель и Рохильда на повышенных тонах выясняли, какое отношение дракон имеет к неосторожным действиям Храма в землях грибойцев, отчего старшие жрецы не послушали умницу Рохильду, насколько опасно оставаться на этом месте ещё хоть миг и как следует встречать Илидора, когда он вернётся. При этом Рохильда выражала неистовую надежду, что он не вернётся, а другие жрецы сердито шикали на неё: всем казалось, что бой-жрица горланит слово «дракон» во всю глотку и что на этот крик сюда сейчас снова прикосолапят грибойцы и притащат свои фонари с жидким огнём.
Ссора пухла, пухла и не могла уняться, как не может уместиться в кадушку подошедшая опара. Дневное происшествие изрядно всех испугало, как бы жрецы ни пытались делать друг перед другом вид храбрый и умудрённый — нервное напряжение должно было так или иначе пролиться. Странно лишь то, что на поляне ругались всего две жрицы под одобрительные или осуждающие выкрики остальных. Даже легко раненые следили за перепалкой с большим интересом, разве что морщились и время от времени бессознательно касались повязок.
Тяжёлых сразу унесли в лекарский шатер, и было непохоже, что все они доживут до вечера.
— Ничего он не безобидный! — напирала Рохильда. — Скажешь тоже! А кто хвощей раскидал, как кузнечиков? Кто едва не придушил Ыкки, когда котули пришли на вырубку? Может, он теперича вообще
