Малые Врата - Павел Гусев
Петька взял оружие за рукоять, даря ему тепло своей ладони. Хищное, от балансированное, боевое железо так и просило взмахнуть им. Дед Матвей тихонько сказал парню:
– Ну, давай опробуй его. Почувствуй, как он в руке сидит.
Пётр взмахнул раз, другой и после сделал долгую мельницу.
– Хорош… – Восторженно произнёс ратник.
– А, ну, дай теперь попробую выбить его у тебя.
К Петру подошёл Мишкин отец. Дважды кузнец попробовал вышибить оружие у Николая тем же способом, что и раньше. Но ни разу не вышло. Петька только смеялся.
– Нет, дядька Кузьма. Теперь рукоять будто приросла к ладони. И если я её в пол силы сжимать буду, всё равно вам её не выбить. Кузьма улыбнулся.
– Так оно и должно быть, – сказал Кузнец. Пётр начал было уже благодарить Мишкиных отца и деда. Но они остановили его.
– Не спеши. Опять заговорил дед Матвей. Вот это примерь ещё. В пору аль нет. И подал каплевидный шит, на котором лежал доспех. Петькино лицо опять покраснело, а глаза забегали. Он начал наотрез отказываться даже прикасаться к таким подаркам. И говорил при этом, что за всю жизнь не отдарится за такие подношения. Но Колькины родичи сказали Петру, но уже с серозными нотками в голосе.
– Не от того мы тебе подарки эти дарим, что глянулся ты нам, и не для того, чтоб ты отдаривался. А снаряжаем мы тебя на бой ратный, ровно, как и сына своего, чтоб смогли вы одолеть врага в сечи беспощадной и тем самым жизни друг другу сберечь. Пётр продолжал упираться, но уже не так рьяно. И дед Матвей всё же убедил так и бойца, приведя новый довод.
«– Парень ты ведь смышлёный и понять должен», – говорил он. – Если друг сына нашего и одет, и вооружён будет не шибко, так убьют его. А кто тогда Кольке нашему спину в бою покроет, если тебя не станет? Так что побереги наши седины и одевай снаряжения, не артачась, а как себе амуницию навоюешь, по лучше этой так и вернёшь обратно то, что мы тебе дали.
На это парень согласился. И заверил, что сразу вернёт всё сполна, включая меч, как только подберёт себе что-нибудь стоящее. Отец Мишки подшутил.
– Ты отдавать то только сильно не спеши. Пусть на твою броню да оружие, другие войны посмотрят, глядишь и закажут ещё что-нибудь у меня.
Николай одел толстую кожаную рубаху, крепко прошитую в несколько слоёв в тех местах, где защита была наиболее важна. Доспех был как раз по худощавой фигуре Петьки. Шапка из волчьей шкуры усиленная железом точно, как и у друга была ему тоже в пору, а рукавицы у него, были и так Колькины. Он подарил их Петру, когда взял себе трофеем другие. И щиты у друзей были почти одинаковыми, сработанные одним манером. Мишка с завистью смотрел на амуницию молодого ратника, все доспехи на нём были похожи на Колькины. Даже узор на зерцале кожаного доспеха и Стрибог изображённый на шиитах обоих друзей был тоже очень схож.
Мишки глядя на ладно снаряжённых ратников снова захотелось податься в крепость, хоть и понимая, что это пока невозможно
Гости же и хозяева ещё долго сидели за столом, беседуя и распивая песни. А Мишка тихонько пошёл спать.
Рано утром позавтракав, Николай и Пётр собрались в дорогу. Дед и отец дали парням свои наказы, перед долгой разлукой. А те кивали головами, смотря в землю, расставание видать и для парней тоже было нелёгким испытанием. После мужчины обнялись все по очереди, последней уезжающих ратников обняла Колькина мать, едва сдерживая слезу. Мария отдала парням узелок со съестными припасами и обоим дала по комплекту белого, нового нательного беля, сотканного недавно. По поверью Вятичей, нательное бельё, что мать ткала да слезами своими омывала, не хуже иной кольчуги защищает от железа лихого. Только после того как женщина обняла парней и отдала им свои подношения, она бесшумно расплакалась и тихонько удалилась. Машка, пришедшая на проводины, глядя на Марию мать Кольки с Мишкой, тоже прыснула слезами и зашмыгала носом. А ратники видно, не могшие терпеть, тяжести расставания с близкими, по вскакивали в сёдла и поскакали, пришпорив коней прочь, из ворот селения, по пыльной дороги. Молодые ополченцы и вся ребятня, Малых Врат поднялась на частокол, чтобы проводить дорогих гостей. А двое ратников скакали всё дальше и дальше. И только на самой вершине взгорка, через который приходила дорога на селения, всадники остановились как по команде, повернули лошадей, помахали руками, все, кто был на частоколе, ответили им тем же. И, наконец, после этого ратные друзья скрылись из виду за холмом.
Все, кто был на частоколе вскоре ушли по своим делам, а Мишка всё ещё продолжал сидеть наверху, приспособив в качестве табурета, деревянное ведро. Он смотрел на уже совсем летнее солнце, вдыхал ветерок, принёсший из степей, лёгкий запах тамошних цветов и горькой Полыни, да слушал пение птиц. И как-то не привычно было ему грустно и тоскливо. Вроде и свыкся он с тем, что брата не было дома долгое время, а вот сейчас смотри сердце опять защемило тяжёлой печалю. Видать быстро оно привязывается к близким, когда они находятся рядом. Да и Пётр парень что надо. Думал Мишка. Ведь и к нему я тоже привыкнуть успел.
А мать-то как расплакалась. Несомненно, из всех, кто провожал Петра и Николая, страдала от расставания больше всего она. И Мишке было её жальче всех. Нет мне дороги пока в крепость.
– Ты посмотри, как-мать-то моя переживает. А ведь в первый раз, когда Колька в рать отправлялся она так не плакала. То ли сердце болеть сильней стало, то ли чует что недоброе, матери к этому сильно чутки. А если ещё и я из дому подамся? Тогда у неё сердце совсем разорваться может.
Правду видать старики говорят, что стезя своя у каждого, должна быть, кому в походы боевые ходить, а кому и делами домашними заниматься. Нет. Нету мне пути в войны. И может статься некогда уже и не будет. Тяжело вздохнул и уже окончательно решил для себя Мишка. Ну и грустить об этом не стоит. Пора на охоту с Егором сходить. Таску развеять, да и ловушки на зверя, что по крупней, нужно бы начинать мастерить, а то ведь и забуду
