Кеннет Оппель - Небесный охотник
Кейт потянула за ручку. Дверь не была заперта. Кейт с силой дернула, и она открылась, осыпав нас инеем. Вокруг начал растекаться слабый сладковатый запах манго.
— Чувствуешь запах? — спросил я.
— Гидрий?
Я кивнул:
— Они вырабатывают его, я в этом уверен.
Я хотел, чтобы она убедилась, что я всё время был прав, что бы там ни думал Хэл. Но она просто полезла в свой рюкзак и вытащила небольшую стеклянную банку. И шагнула внутрь.
Я не мог позволить ей идти одной.
— А ты что тут делаешь? — поинтересовалась она, когда я вошел вслед за ней.
— Я думал, тебе может понадобиться помощь.
— Спасибо, мне помощь не нужна.
— Вот. — Я протянул ей одну из палок. — На всякий случай.
— На случай чего?
— Если они ещё живые.
— Они были мертвы сорок лет. Сомневаюсь, что именно теперь они оживут.
Она держалась со мной высокомерно, но палку взяла. Я тоже прихватил одну себе. Хэл, заметил я, закрыл за нами дверь. Мои башмаки с хрустом ступали по ледяному полу. Посмотрев под ноги, я понял, что те плети, что я видел в глазок, были на самом деле бесчисленными останками мертвых аэрозонов, чьи студенистые оболочки теперь высохли и сморщились. То тут, то там из-под пленок торчали острые клювы.
Я снова сосредоточил внимание на парящих в воздухе тварях, вяло покачивающихся посреди вивария. Теперь между нами и ними ничего не было. Я знал, что они мертвы, но мне всё равно не нравилось находиться так близко от них. Я помнил, как одно лишь легкое прикосновение таких вот щупалец породило электрический разряд и пламя, испепелившее мистера Далки изнутри.
Один монстр подлетел к нам, на мой взгляд, чересчур близко. Я поднял палку и оттолкнул его. Резиновый наконечник вошел в обмякшее туловище, и аэрозон поплыл прочь от меня. Его щупальца не шевельнулись, студенистая мантия даже не дрогнула. И всё же мы старались держаться от них подальше.
В виварии было заметно холоднее, и свист ветра привлек мое внимание к зарешеченным вентиляционным отверстиям вдоль всей наружной стены.
— Свежий воздух — и еда тоже, — сказала Кейт, проследив за моим взглядом. — Видишь эти воронки снаружи? Через них во время движения корабля в виварий попадали всевозможные насекомые.
— Сомневаюсь, что это было их единственной пищей, — ответил я, глядя на останки на полу. — Кое-кто из этих выглядит изрядно обглоданным.
— Возможно, — согласилась Кейт. — Каннибализм достаточно распространен. Даже люди порой этим грешили.
Мы остановились и воззрились на висящую в воздухе кучку яиц.
Концы наших палок были изогнуты на манер мотыг. Кейт вскинула свою и попыталась поймать одно яйцо, но не смогла дотянуться. Она упорно пыталась снова и снова.
— Давай я попробую, — предложил я.
— Во мне маловато роста, — пожаловалась она.
Я сумел зацепить яйцо и спустить его ниже. Его оболочка сверкала инеем. Внутри был крохотный замерзший аэрозон, спящий вечным сном. Рукой в перчатке Кейт осторожно направила яйцо в банку и завинтила крышку.
— Ну вот и готово, — прошептала она, восторженно уставившись на него. Хотел бы я тоже заслужить такой взгляд.
В стекло с силой постучали, я посмотрел и увидел Хэла, жестами показывающего, чтобы мы поторопились. Мне и самому не терпелось уйти отсюда. От хруста этих замороженных аэрозоньих трупов под ногами по коже бежали мурашки. Мы плотно затворили за собой дверь вивария.
Хэл сверился со своим хронометром:
— Через час мы должны будем вернуться на «Сагу». Дорье, вы поможете Кейт вытащить эти её чучела наружу? Надира, и вы тоже. Круз, пойдете со мной. — Он уже шагал к выходу.
— Куда мы идем? — спросил я.
— Нанести визит старине Грюнелю.
15
ГРЮНЕЛЬ
Мы прошли по килевому мостику до пассажирского отсека, поднялись по лестнице и остановились перед богато изукрашенной резьбой дубовой дверью.
— Я подумал, — сказал Хэл, — что, может, Грюнель держал свое добро поближе к себе, под рукой.
Ручка не поддавалась. Хэл приставил пистолет к замочной скважине и выстрелил. Дверь отворилась. Внутри было ужасно темно. Мы объединили лучи наших двух фонарей, образовав подобие большого прожектора, и шагнули в дверь, и ощущение было такое, что мы очутились в вестибюле шикарного дома, разве что без широкой лестницы. Но всё остальное свидетельствовало об усердии и мастерстве создателей корабля, о роскоши и, пуще всего, о деньгах, позволивших купить всёэто. На полу из твердой древесины лежали персидские ковры, на украшенных карнизами высоких стенах были развешаны написанные маслом картины в позолоченных рамах. Большие арки вели в салоны по правому и левому борту корабля, и я увидел слабый отблеск света, пробивающегося сквозь заиндевевшие окна и опущенные занавеси. Наши фонари выхватили изящные кресла с откидывающимися спинками и пианолу. Я вспомнил, как Кейт говорила, что «Гиперион» был построен по заказу Грюнеля, и, поскольку он был его единственным пассажиром, эти изысканные апартаменты должны были быть в его единоличном распоряжении.
Хэл пошел по одному из коридоров, в который выходило несколько дверей. Одна вела в буфетную комнату с кухонным лифтом, доставлявшим Грюнелю еду из расположенной внизу кухни. За другой дверью оказались огромный бельевой шкаф и прачечная. Третья комната, размерами куда меньше шкафа для белья, была, очевидно, спальней слуги Грюнеля. Кровать была аккуратно заправлена, а самого его нигде не было видно. Интересно, мрачно подумал я, где же он окажется. Не иначе, вывалится замерзший из какого-нибудь чулана.
Мы вернулись в вестибюль и пошли по второму коридору. Единственная закрытая дверь располагалась в конце его, на ней висел такой импозантный дверной молоток в виде львиной головы, что вы начинали чувствовать себя просто-таки обязанными воспользоваться им, прежде чем входить.
— Начинаете уставать? — спросил Хэл.
— Нет, я нормально себя чувствую.
— Вы уверены? — Он посветил мне в лицо, чтобы удостовериться, и я, зажмурившись, отвернулся.
— Да, уверен. — Я не лгал.
— Если нужно, подышите кислородом.
— Спасибо, не нужно.
Хэл широко распахнул дверь и вошел в опочивальню Теодора Грюнеля. Луч моего фонаря скользил по обитым шелком стенам, креслам и диванам, обтянутым кожей и бархатом. Я увидел роскошную кровать с пологом на четырех столбиках, с разглаженными простынями. При виде этой пустой постели меня пробрала дрожь. Это означало, что Грюнель находится где-то в другом месте. Но где? Половина комнаты была занята огромными стеллажами с книгами, сверкающими заиндевелыми кожаными переплетами. Вдоль стены правого борта занавеси были задернуты. А потом луч моего фонарика выхватил из темноты руку. Я остановился и повел фонарем.