Сергей Давыдов - Путаный след
Граммофониха занимала обширный дом, но жила в одной комнате. Другие две были заставлены разным хламом, бочками, ящиками, ведрами. Тяжело ступая по немытым половицам, тетка разожгла примус и поставила на него чайник. Она очень любила чай и считала себя растратчицей, так как ежедневно истребляла пачку чая. Вот и сейчас, с трудом дождавшись, пока закипит вода, она высыпала в чайник полпачки и налила себе огромную кружку.
— Благодать, однако, дома, — просопела она, поглядывая на племянника. — Тебе не наливаю, ты ведь у меня другое любишь! Припасла, припасла, кто же тебя пожалеет, кроме тёти! Из рюмки будешь пить или сразу из стакана? Вот, держи-ка!
— А может, не буду, — ухмыльнулся Василий, принимая бутылку.
— Это ты-то! Не болтай! — Граммофониха всплеснула руками. — А Сенька голодный сидит! Я забыла, и ты не вспомнишь.
Она закрыла ставни, прошла в заднюю комнату и принесла оттуда повизгивающего пятнистого поросёнка. Выдвинув ногой из-под стола корытце, накрошила в него хлеба. Поросенок забрался в корытце и стал жадно чавкать.
— Проголодался, бедненький, некогда и за животным приглядеть, господи, — тетка снова принялась за чай. Некоторое время в комнате раздавалось только чавканье и прихлёбывание…
Родители Василия погибли во время войны. Он скитался по стране. В Ярославле выучился на шофера, и тут ему встретилась тётка. Тётка продавала из-под полы самогонку и занималась разными тёмными делишками. Её чуть не засудили за продажу краденого, но она удрала в освобожденный от немцев Смоленск. Василия прихватила с собой. Она и приучила его пить. Она ездила с ним по деревням за продуктами и втридорога сбывала их на рынке. С Василием рассчитывалась водкой.
Так продолжалось до тех пор, пока Василию не дали место в общежитии, куда он перебрался от сварливой тетки. Первое время, придя с работы, Василий ложился на койку и молча наблюдал за соседями по комнате. Один из них — механик по ремонту машин, близорукий Иван, — учился в вечернем техникуме и возвращался поздно. Перед сном он ещё уговаривал второго жильца, токаря, сразиться с ним в шахматы:
— Хоть одну партийку!
Прошло время. Василий сжился с соседями. К тётке не заглядывал. Но однажды она заявилась сама и при всех стала лить слёзы: мол, он позабыл, что она спасла ему жизнь, и не хочет даже навестить больную старуху. Она выла, пока Василий не пошел с ней. Дома тётка объявила, зачем он понадобился. Где-то раздобыла она яблоки, наверное ворованные. Требовалась машина, чтобы перевезти их в Смоленск. Тётка умоляла помочь. Плакала. Уверяла, что к нему последняя просьба.
И Василий сдался. Сгонял на своем самосвале и ночью привёз яблоки. Их было так много, что некуда было прятать. Сонная Граммофониха металась по двору, отыскивая мешки и ящики. Она наполнила всё, что можно, но все равно оставалось еще полкузова.
— Что прикажешь с ними делать? — зло спросил Василий.
Надо было скорей ехать в гараж, ставить машину на место.
— Не знаю, ох, не знаю, Васенька, — стонала Граммофониха.
— Свалю во дворе, и всё!
— Что ты, что ты! — испуганно отозвалась тётка. — Закопать бы, Васенька!
Недалеко от её дома на улице была канава, — собирались когда-то прокладывать водопровод. Водопровод не провели, а яма так и осталась. Граммофониха сбегала к канаве, убедилась, что там никого нет. Василий подъехал и опрокинул в нее кузов.
— Помоги зарыть, Васенька!
— Ну уж нет! — Василий стал разворачиваться.
В гараже ему удалось благополучно поставить машину на место. Он считал, что всё кончилось удачно и теперь он навсегда отделался от тётки. Но не тут-то было!
После того как Василий съездил за яблоками, тётка обнаглела и стала заставлять его выполнять различные поручения. Снова он стал пить. Нарушил правила вождения, и у него отобрали права. Теперь работал в гараже на ремонте машин. Вернее, не работал, а прогуливал. «Раз такая жизнь, — решил он, — пусть всё катится колесом!»
— Ну, — проворчал он. — Говори, чего нужно, Клеопатра!
— Во! Как будто тётя не может тебя просто так угостить.
— Просто так не может. Говори, чего хочешь?
— Сирота ты у меня. Кто о тебе позаботится?
— Хватит! — заорал племянник.
— Какой нервный стал. Это всё общежитие. Жил бы у тети спокойно.
Василий опустил голову на руки. Выпил он немного, но тётка подсунула такую самогонку, что и с трёх стаканчиков замутило.
— Придется и мне огурчик взять, — невозмутимо сказала тетка. — Сладко во рту после чая. Не люблю, когда сладко! — Она громко захрустела огурцом. — Я ж тебе говорила давеча, Васенька, надумала я для тебя домик купить. Хватит тебе по общежитиям болтаться! Ежели ты сирота, так о тебе тётя подумает. Верно?
— Не продаст старик тебе дом. Зря болтаешь!
— Мне-то? Продаст! Я уже тут кое-что сделала. Пустила слух. Да и куда ему? Будет в сторожке жить. Вот схожу к нему, потолкую, припугну, деньги покажу. Всё и получится, Васенька! Документы на тебя и оформим.
— А потом?
— Потом тебе домик.
— А сад тебе?
— Угадал! Угадал, Васенька, — пела она. — Сам подумай, какая прибыль с того сада! Не надо никуда ездить за товаром. Прятать его, беспокоиться! Всё под рукой. Никакая милиция не придерётся. А то торгуй да трясись!
— Да ведь запустишь, и расти не станет. Свой-то запустила. Совсем заглох.
— Некогда мне! — отрезала тетка. — Дела. Сад старика лет десять будет яблоки давать и без ухода. А там посмотрим. Опять пьёшь? Может, отдохнешь пить-то, ведь крепкая!
— В своём-то саду ничего нет, — пьяно твердил Василий. — Заглохло всё — не пройти. Даже ямину эту не закопаешь! Я по пьянке туда два раза свалился.
— Это под сливой, что ли? У забора? От самой войны ямина. Я в неё всякий хлам кидаю. Что её закапывать? Нужна.
— А я с-сейчас закопаю! Где эта… лопата?
— Ты мне о деле говори. Согласен?
— Валяй, Изольда, делай что хочешь! Пусть все катится… этим… колесом! Где лопата? Я трудиться хочу!
— Потом, потом потрудишься, — сказала тетка, нахлобучивая на него соломенную шляпу. — Иди выспись!
Василий, покачиваясь, вышел из калитки и пошел было к себе, но вдруг решил посмотреть, хорошо ли замаскирована канава. Он свернул за угол и от неожиданности замер. На том самом месте, где были зарыты яблоки, топтался какой-то худенький взъерошенный мальчишка. В руках у мальчишки была палка, которой он тыкал в землю. Лицо у него было озабоченным. Вот он отбежал к корявому, засохшему дереву и принялся отсчитывать шаги к тёткиному забору. Василий сразу отрезвел.
— Эй, Робин Гуд, тебе чего надо?
