Коллектив авторов - Приключения 1972-1973
Позвонил телефон на стене. Филин встал, взял трубку.
– У нас, – сказал он. – Товарищ начальник, вас.
Клейн подошел, послушал, потом сказал:
– Пришлите его в первую бригаду. Там и поговорим. Надо заставить заговорить Тюху, – сказал Клейн и потер двумя пальцами лоб. – Нет смысла повторять вам, что только средствами морального принуждения…
Открылась дверь.
– Сюда, – сказал дежурный.
Вошел длинный высушенный старик с горбоносым белым лицом, с седой головой.
– Садитесь, гражданин Шварц, – сказал Клейн. – И вот здесь, среди товаричей, излежите снова то, что ви мне говорили вчера. Ви ведь по тому же делу?
– Я по тому же делу, – уныло сказал старик и сел на подставленный Климовым стул. – Граждане из угрозыска, я очень прошу вас… – Он склонил голову, и пряди длинных седых волос свесились вдоль щек. – Бандиты приходили ко мне, а не к Клембовским. Клембовские – случайная жертва. Я прошу вас выставить охрану у моего дома. Я боюсь за свою семью.
– Но какие доводы у вас? – спросил Клейн. – Почему я дольжен виставить охрану к вам, а не к остальным ста тисячам граждан нашего города?
– Вы не понимаете! – закричал, внезапно багровея и начиная задыхаться, Шварц. – Что думают люди? Они думают, что Шварц – богач. Эта публика не понимает, что я лишь маленький ремесленник. Я могу оправить бриллианты, но я не владею ими. А кто такой бандит? Разве он умный человек? Он такой же! И он думает, что Шварц богат, как четыре испанских короля. Они придут! Я знаю…
Все молча смотрели на него, Филин фыркнул и отвернулся. Остальные молчали.
– Смеются, – с горечью сказал Шварц, – он смешон, старик Шварц! Он так боится за свою драгоценную жизнь! Но старик Шварц боится не за свою драгоценную жизнь, уважаемые. Он умрет, а его семье надо кушать. А кто будет кормить четырех пожилых женщин, для которых я работаю? Без меня им долго не протянуть. Приставьте ко мне охрану, гражданин главный начальник, я заплачу.
– Гражданин Шварц, – медленно сказал Клейн, – я понимаю вас… Но ми не можем приставить охрану к вам или вашей квартире. Не можем.
Шварц опустил голову, долго думал, потом встал.
– Они убьют меня, – сказал он, – это здесь. – Он приложил ладонь к сердцу. – Я знаю, я не придумал это. Они убьют меня. А вам будет стыдно. – И сгорбленный, длинный, он медленно вышел в коридор. Филин захохотал:
– Вот чучело!
Клыч и Клейн одновременно взглянули на него, потом друг на друга и опустили головы.
– Товарищ Клич, ко мне, остальным на работу! – приказал Клейн и вышел из комнаты.
На обед Стаса и Климова повел Потапыч. Старик почему‑то был привязан к этим двоим. Решили идти не в нарпитовскую столовую, а в «Культурный отдых» Семина. Место было подозрительное, но кормили там хорошо.
В плохо освещенном помещении столы стояли далеко друг от друга. Поэтому было здесь приятно разговаривать о делах интимных и конфиденциальных. За столами, округло обходящими кухню и буфетную стойку, оживленно беседовали люди в толстых пиджаках, в брезентовых плащах, сплошь в пыльных сапогах – приезжие. В трактире этом собирались по большей части лошадиные барышники и конокрады.
– И по расстегайчику! – говорил Потапыч, нежно поглядывая па полового.
– Выпить чего не прикажете?
– Чаю! – отрезал Потапыч. – И поторопись, любезнейший.
Половой исчез.
– Эх, Потапыч, Потапыч, – сказал Стас. – Он член профсоюза небось, а вы ему, как при царизме, «любезнейший».
– Это не оскорбление, – отбился Потапыч. – А потом, милостивые государи, я человек старый, и перековать меня полностью невозможно.
Подали первое. Климов и Стас так навалились на щи по‑крестьянски, что некоторое время не могли принимать участия в беседе. Потапыч же ел мало, зато много рассуждал.
– Война, как и всякий долговременный период насилия, порождает огромное количество человеческих отходов, шлаков – всякого рода злодеев, вот хоть того же Кота… Вот скажи мне, ты за любую революцию? Где бы она ни была? Какая бы ни была?
– А как же! – чувствуя какой‑то подвох, сказал Стас. – Но за пролетарскую, конечно.
– А не кажется тебе, что революция – это только средство, а цель – совсем иное.
– Какое средство? Чего ты мне поешь? – обиделся Стас. – Революция – это цель!
– А разве не цель – счастье людей?
– Ну и это! – сказал Стас. – Оно сюда входит…
– Никуда оно не входит, – сказал Потапыч. – Счастье – это свобода, равенство, братство, материальное благополучие. А если это цель, то ее в разных условиях можно достигать разными путями, и эволюция тут ничем не хуже. К тому же при ней меньше затрат, меньше погибает людей и культурных ценностей.
– Оппортунист ты, Потапыч, – сказал Стас. – Да сколько ждать‑то ее, твою эволюцию? Раз одни могут ждать до упаду, а другим остается лишь с голоду дохнуть, выход один – революция. Она‑то и дает и счастье, и свободу, и равенство, и братство.
– Поглядите‑ка, братцы, в угол, только не очень пристально, – прервал их спор сидевший лицом к двери Климов.
Стае, сделав вид, что хочет позвать полового, оглянулся, потом тоже будто бы за этим, помахав рукой, обернулся Потапыч. За столиком около двери сидел Гонтарь и уныло прихлебывал пиво. Заметив глядевших на него товарищей, он едва заметно покачал головой. Они отвернулись. Климов, у которого осталась возможность наблюдать, комментировал.
– О, – сказал он, – ребята, а ведь он знаете кого «ведет»? Клембовскую!
В дверь трактира действительно вышла Клембовская в сопровождении женщины лет пятидесяти в длинном платье и шляпке. Через секунду исчез и Гонтарь.
– Значит, Клейн установил за ней наблюдение, – сказал Климов.
– Но почему наших на этих делах используют?
– Начальник знает, что делает, – ответил Стас. – У ребят из других бригад тоже дел по горло.
Возвращаясь в управление, они зашли во двор и обнаружили там спортивные состязания. Филин боролся около конюшни с рослым парнем из третьей бригады. Филин зажал противника двойным Нельсоном, потом перебросил через себя и после недолгого сопротивления припечатал лопатками к траве. Во дворе стоял закрытый экипаж для перевозки заключенных. У дверец томились двое охранников, а в помещении бригады за своей перегородкой Клыч кого‑то допрашивал. Скоро стало ясно, что начальник допрашивает Тюху.
– В ограблении и убийстве Филипповых? – спрашивал голос Клыча.
– Было дело, участвовал, – солидно соглашался Тюха, – это, гражданин начальник, как на духу.
– Ладно. Налет на лавку потребкооперации в Жорновке?
– Ни единым пальцем. Это мне, начальник, не клей.
– Значит, Ванюша руководил?
– Как есть он.
– Пал Матвеич, – с укоризной говорил Клыч, – ты вот твердишь, что в бога веруешь. А по библии врать‑то – грех. Ранен перед этим Ванюша был. Другой налетом‑то руководил.
