Связанный гнев - Павел Александрович Северный
Башкирин промолчал. Яков заиграл вальс.
– Никак больше всего, Яшка, по душе тебе сей валец? – спросила Бурлачка.
– Точно. В память братана Егорки играю. Музыкой по нем панихиду справляю. Японская пулька загнала его в гости к угодникам.
– Про такое легче языком лязгай, – оборвала парня Бурлачка, размашисто перекрестившись. – Царство небесное воину убиенному.
Яков подошел к Эсфири:
– Пойдем разомнемся.
– Уха в чугуне доходит. Есть желание похлебать варево.
– А после ухи?
– Ступай. Седни мне не надобен.
– Тогда бывай здорова. От девок мне везде привет.
Наигрывая вальс, Яков ушел в черемухи мимо Клавдии и Никитушки, задев картузом нависшие ветки, а с них густо осыпались лепестки. Бурлачка засмеялась:
– Ухорез! Ни во что нашего брата не ставит.
Эсфирь встала на ноги, потянулась, передернув плечами, подошла к костру, провела рукой по седой голове Бурлачки, перешагнув через башкирина, направилась к речке.
Возле самодельного стола на двух столбиках, врытых в землю, на жердочке висел фонарь с керосиновой лампой. Скамьи. На столе продранная на углах клеенка. Расставлены на столе глиняные миски. В самой большой из них крошеный лук в квасе. Возле мисок ломтик ржаного хлеба, густо забеленный солью, деревянные ложки.
Рядом с Сорокиным старатель Савич, рано облысевший мужик. Летом лопатил пески, а зимой промышлял офеней от Верхотурского монастыря, торговал «святым товаром», книжонками о житии святых, иконками, кипарисовыми крестиками и поминальниками.
Бродячую торговлю Савич задумал не без умысла. Переходя с места на место по зимовкам старателей и хитников, он за рюмкой водки узнавал о заветных местах со знаками золота и самоцветов, а летом некоторые из них тайно навещал не без пользы.
Напротив Савича сидел татарин Ахмет. Он в годах. Родом из Казани. Из-под засаленной, когда-то бархатной тюбетейки торчали жесткие седые волосы.
С краю у стола сидел сибирский незнакомец, велевший звать себя для краткости Михалычем. Он уже успел рассказать мужикам, что живет от починки часов, не оседло, а где находит нужду в своем ремесле. Рассказал, что на Урале появился вербовать народ на Ленские промыслы. У пришельца хитрые маленькие глазки с прищуром. Редкие волосы причесаны на косой пробор под фиксатуаром. В разговоре боек, и слова для него подбирает без труда.
Старатели слушали со вниманием его размышления о житье рабочего люда в сытой сибирской стороне. По его словам, выходило, что там покойно, да и полиция руки не распускает.
– Так что кумекайте, братцы, да и зачинайте подаваться в сибирскую сторону. Ленское золото не чета вашему. У вас ноне что? Поскребыши перемываете. До вас настоящее выгребли. Аль неверно сказываю?
– Это как где, милок, – ответил Савич. – Верховое, может, и взяли, а оно и в глуби водится.
– Донное золото лопаткой не возьмешь. На машины хозяева ваши поскупятся. С вашего пота жиреют. Узнал про них. Старуха усладой живет, а молоденькая вовсе дуреха в золотом деле. А в сибирской стороне тайга тайная. А в ней добра всякого, слов не сыщешь высказать. Ну какая у вас жизнь возле сучковских песков? С хлеба на квас.
– Аль не чуешь налимьей ухи дух? – спросила от костра Бурлачка.
– Так это в летошнюю пору. Разве такой жизни достойны? А главное, в вашем крае через годик, не приведи Господь, что случится…
Мужики насторожились. Сорокин, откашлявшись в кулак, спросил:
– На что намекаешь? Может, молодая Сучкова что супротив нас надумала? Может, машинами нас сменит?
– Да что ты! Она не велика птица. Пострашнее дела в краю произойдут. Вовсе в потемках живете. Им на шею петлю готовят, а они и не ведают про напасть.
– Сказывай без загадок, – резко высказал Сорокин. – Загадки сами загадывать мастаки.
– Какая загадка в моих словах? Беда идет на вас. Государь со всяким начальством, озлившись на ваше смутьянство, порешил отдать Урал в аренду чужестранцам.
– Врешь? – в один голос спросили мужики.
– Вот вам крест. Сучковские прииски первее всего в их руках окажутся. Молодица-хозяйка пошто нежданно объявилась?
– Домой приехала.
– Откудова?
– Да знаем, откудова. Про дело сказывай, – недовольно высказался Савич.
– А я не про дело? Но ко всему надобен подход для вашей понятности. Думали, чему молодица-хозяйка в столице обучилась? Аль не тому, как прижимать трудовой народ? А чего нынче в столице деется? Молчите? Потому не ведаете про это.
Михайлыч перешел на шепот.
– Там возле царя-батюшки объявился министр, коего царь безропотно слушается. Думайте, что это за министр такой, ежели самого царя под ноготь прижал. А все понятно. Министр этот на откупе у иноземцев, и задумал отдать Урал под их власть.
– По фамилии кто?
– Столыпин. Наш, русский, а продался, сука, иноземцам.
– А царь что?
– Сказал уж: под ногтем он у него. Даже из столицы уехал. Вот как все обернулось из-за этого министра. Для вас беда в чем кроется? В том, что иноземцы сюда своих людей нагонят. У них тоже всякой рабочей голытьбы много. А тогда что? А в сибирской стороне этого не случится, потому они туда лезть боятся.
– Ежели не врешь, – задумчиво сказал Савич.
Никитушка, прислушиваясь к беседе, подошел к мужикам:
– Так должен сказать. Зимусь в Тагиле побывал. Так люди баяли, будто наезжал князь какой-то да уговаривал богатеев без споров отдать иноземцам золотоносные угодья.
– Вот слышите! Даже хозяев эта беда не минует! Так что думайте. Тайно сказывайте людям и, благословясь, кидайте работу и в Сибирь.
– Дела! – мрачно произнес Савич. – Неужли в самом деле слыхал про такое, Никитушка?
– Слыхал.
– А чего молчал?
– Вам скажи. Не поверив, изобьете, а то и до смерти. Шутка ли, такая беда замыслена супротив нас.
Бурлачка крикнула от костра:
– Поспела уха!
– Тащи на стол. Давно ждем.
Бурлачка, поставив чугунку на стол, начала разливать уху в миски. Клавдия пришла к столу вместе с башкирином. Эсфирь стояла на берегу речки.
– Цыганочка! Аль приглашения ждешь? – крикнул Сорокин.
Эсфирь, не торопясь, подошла к столу.
– Под речной говорок о судьбе раздумалась. Мне, поди, местечко возле сибиряка найдется.
Эсфирь села рядом с Михалычем.
Все ели молча. Слышался стукоток ложек о края мисок. Сорокин похвалил варево:
– Задалась у тебя седни ушица, но после таких вестей аппетит приглох.
– Да ерунда! – сказал Михалыч. – У вас ясная дорога. Уйдите с Урала, а там пусть иноземцы с хозяевами волками воют. Их люди здесь перемрут с непривычки. Так что ешь, Дорофей, в свое удовольствие. Уха первый сорт. Секрет, видимо, на сей случай знаете?
– Сноровку знаю. Вовремя надо чугунку сверху черемуховой веткой прикрыть. К ее листу больно плотно дым льнет.
– Хитро!
– Налимов седни Дорофей добрых поймал.
За столом снова стало тихо. Слышно, как башкирин громко схлебывал с ложки уху.
– Я что
