Евгений Кривенко - Там, где была тишина
Сабо долго, с молчаливым состраданием разглядывал Нину. Одежда на ней была изорвана, сквозь лохмотья проглядывало исцарапанное тело в синяках и кровоподтеках. То и дело теряя сознание, она рассказала начальнику заставы обо всем, что ей пришлось пережить.
Сабо немедленно вызвал врача.
— Окажите ей немедленную помощь, Иван Петрович, — приказал он, — и отправьте в Керки, в больницу.
— Она очень плоха, — произнес врач шепотом.
А на заставе уже играли тревогу.
Вечерело. У реки клубился туман, окутывая кустарники и камыши. Солнце зашло за горы. Где-то вдалеке, в развалинах, тоскливо кричали совы. Вскоре из наползших сизых туч посыпалась мелкая снежная крупа…
…А бал был в разгаре. Люди веселились. Даже Дурсун, сидевшая долгое время неподвижно, вдруг запела какую-то песню на своем языке.
Все затихли, прислушиваясь к незнакомой мелодии, к однообразному аккомпанементу. Это Мамед играл на дутаре, не сводя глаз с певицы.
Ветер ветки ивы гнет,Лепестки у розы мнет.Разболелась голова,Горек думы тяжкий гнет.
Непонятные слова, но всем понятна боль и тоска, звучащие в голосе Дурсун.
— Зачем плохую песню поешь? — отбрасывает дутару Мамед. — Веселые песни петь нужно.
Песня умолкает. Воспользовавшись наступившей тишиной, Дубинка говорит:
— А не пора ли, братцы, расходиться? Второй час!
Но тотчас грянул могучий хор под руководством Борисенко:
— Гей, наливайте повнії чари,Щоб через вінця лилося…
Песня гремит, на столе дрожат стаканы. Хорошо поют ребята!
Но почему так волнуется Дубинка? Вот он снова спрашивает о времени, снова предлагает разойтись.
— Поздно уже, товарищи, спать пора! Вот уж меры люди не знают.
— Ничего, — небрежно откликается Сатилов. — Завтра выходной, отдыхать будешь. Пусть народ веселится.
Мирченко стоит в стороне вместе со своими друзьями — Амурским, Хоменко, Соломиным. Они ведут разговор о рудах, геологических разрезах, о верхнем и нижнем меле. Они и здесь, как на работе.
Мирченко ощупывает у себя в кармане письмо. Вынув из конверта узенький листок бумаги, он вновь пробегает его глазами.
Это письмо от Сафьянова. Он поздравляет Мирченко с успехом, с началом обогатительных работ.
— Ханжа, ханжа, — шепчет геолог. — Уж он-то не сложит оружия…
Мирченко комкает письмо и отбрасывает его в сторону.
Невдалеке от него танцуют, обнявшись, две подружки Люся и Дуся.
Симка подбегает к задумавшемуся геологу.
— Степан Павлович, давайте разобьем!
— Давайте, — лихо вскакивает Мирченко. — Только я ведь танцевать не умею.
— Неважно, — великодушно бросает Симка, — вы с Люсей о камнях поговорите.
Во время невероятного пируэта кружащихся подруг останавливают. Симка сейчас же увлекает Дусю.
Мирченко смущенно топчется возле ее подруги и, наконец, догадывается пригласить девушку к столу.
Он силится завязать разговор, но камни мало интересуют Люсю, и она через несколько минут, извинившись, уплывает с Мамедом.
Мирченко провожает ее грустным взглядом.
— Что это с вами, Степан Павлович?
Мирченко наливает себе стаканчик. Выпив, ковыряет вилкой в закуске, но ничего не ест.
Макаров подходит, наливает и себе. Нужно же поддержать человеку компанию!
— Знаете что, Макаров? — неожиданно серьезно говорит ему Мирченко. — Я все думаю, какими мы предстанем в глазах будущих поколений. Ведь то, что мы делаем с вами сейчас, — это великое дело. Страшно даже подумать об этом. Мы выполняем заветы великого Ленина, его предначертания.
Он покачал головой и горько улыбнулся.
— А сами-то мы какие? Мы часто мелочны и придирчивы. Завидуем, ревнуем, мстим. Ничтожные мысли бродят в наших головах. Речь наша косноязычна и некрасива. А как бы хотелось, чтобы люди будущего увидели нас иными — красивыми и благородными. Мы должны быть для них прекрасными, как Аполлон и Афродита, а наша речь должна быть возвышенна, как у героев Шекспира. Вы поняли меня, Макаров?
Нет, Макаров сейчас совсем не расположен к философии.
— Давайте, Степан Павлович, лучше выпьем, — просительно улыбается он.
— Ну вот, — мрачнеет геолог. — Я же говорил. Давай выпьем, друг Горацио!
В помещении становится душно. Пора бы уж и впрямь расходиться, но никто и не думает об этом. Дубинка поминутно поглядывает на часы.
— Пора, пора!! — напоминает он.
От него отмахиваются, как от мухи.
Дубинка незаметно исчезает, но через несколько минут возвращается и растерянно смотрит на танцующих.
Макаров снова приглашает Наталью. Она уже устала и, танцуя, склоняется на плечо Макарова.
Он ощущает запах ее волос, от которого у него сладко кружится голова.
«Что же это такое, — думает он, — что это со мною делается?»
Он невольно бросает взгляд в конец стола. Там в одиночестве сидит Николай. Перед ним почти пустая бутылка и нетронутый кусок баранины на тарелке.
Макарову хочется подойти к нему, сказать что-то хорошее, ласковое, но что?
Кто-то трогает его за плечо. Это Борисенко.
Только что он, заливаясь смехом, красный и возбужденный, дирижировал хором, а сейчас он смотрит на Макарова трезвым серьезным взглядом.
— Одну хвылынку… Выйдем.
Они выходят. На дворе холодно, дует сильный пронизывающий ветер. Сыплется мелкий, какой-то ненастоящий снег.
— Ось, идить сюды, — тянет Борисенко прораба. — Смотрите.
Макаров наклоняется и шарит рукой у стены здания. Рука его нащупывает углубление, в котором лежат длинные холщовые, чем-то наполненные мешочки.
— Что это? — испуганно спрашивает он.
— Заряд, взрывчатка, — глухо отвечает кладовщик.
У Макарова холодеют руки. На лбу выступает липкий, холодный пот. Но Борисенко смеется.
— Ты чего смеешься? — злится Макаров. — С ума сошел, что ли?
— Та не сошел, — отмахивается тот. — Они думали, что на дурака напали. Я уже давно к этому типу приглядываюсь. Мне сам Сабо поручил, понимаешь, прораб? — Придвинулся к Макарову вплотную. — Сабо сказал, до поры до времени его не трогать.
— Какое же тебе еще время нужно? — холодея восклицает Макаров. — Там же взрывчатка. В любую минуту взлететь можем.
— Там песок! — смеется кладовщик. — Я после того ночного караула все мешочки пересчитал. Вижу — двух нет. Нашел их в сторонке, под камнем. Ну, ясное дело, — взрывчатку на место, а в мешочки — песок!
Макаров хотел еще что-то сказать, но позади послышался какой-то шорох. Они быстро оглянулись. Рядом с ними стоял Дубинка.
