Андре Лори - Изгнанники Земли
— Лейтенант Броун отправится под арест на пятнадцать суток за самовольный захват этих господ и неточные показания в своем рапорте!
Между тем Гертруда, обхватив обеими руками шею отца и повиснув на нем, была не в силах отвечать ему на слова. Все волнения, страхи, ужасы, скорбь и грусть прошедшего месяца разом нахлынули на нее и положительно надломили ее силы. Сознавая себя теперь вне всякой опасности, сознавая, что она нашла наконец надежное убежище в объятиях отца, она вдруг почувствовала, что та сила и бодрость, которые все время поддерживали ее во все трудные минуты последнего месяца, разом оставили ее. И, как малый ребенок, спрятав свое милое личико на плече у отца, она тихо плакала, как робкое огорченное дитя, как маленькая девочка.
Не объясняя себе этого волнения и слез иначе, как отголоском тех опасностей, которым, вероятно, только что должна была подвергаться она, как и он сам, господин Керсэн постарался успокоить дочь.
— Ну, полно, полно дитя мое, не плачь, девочка моя маленькая! — говорил он, лаская ее. — Теперь мы вместе и навсегда, дорогая моя!
— Ах, да, да, дорогой папа, я никогда, никогда более не расстанусь с вами, — шептала она, прижимаясь к его груди. — Никогда!.. Никогда!..
— Да, никогда, дорогое дитя мое! — повторил и он за ней голосом, полным нежности и ласки, — я слишком много выстрадал за это время нашей разлуки с тобой! Однако довольно об этом, расскажи-ка ты мне лучше, как вы попали сюда, твой дядя и ты.
— Вам будет удобнее беседовать здесь, в этой маленькой гостиной, — любезно предложил майор Вартон, приотворяя дверь и вводя отца с дочерью в маленькую смежную комнатку, которая служила ему кабинетом.
Прочие остались вместе с хозяином, ставшим теперь любезным и приветливым, в общей большой зале, из которой уже давно успели уйти солдаты пикета. Всецело охваченный радостью свидания с дочерью, господин Керсэн даже и не заметил присутствия здесь Норбера Моони и сэра Буцефала, которые из чувства скромности и деликатности, нарочно держались немного поодаль.
Оставшись наедине с отцом, Гертруда Керсэн наконец преодолела свое волнение. Она глубоко вздохнула и, положив обе руки на плечи отцу, сказала:
— Ах, дорогой мой папа, если бы вы только могли знать, какие странные и невероятные приключения мне пришлось пережить за это время!.. Но, право, я боюсь, что вы не поверили бы мне сразу, так как я сама минутами начинаю сомневаться в том, было ли это все на самом деле или только в бреду и во сне. Между тем это сущая правда и действительность!.. И дядя мой, и сэр Буцефал и господин Моони, и Фатима, и Виржиль, и Тиррель Смис, — все они могут засвидетельствовать вам, что я не брежу, и что мы действительно провели двадцать девять дней на Луне!
— На Луне! — воскликнул господин Керсэн не без ужаса, и первая мелькнувшая у него мысль была та, что его Гертруда лишилась рассудка. — Ну, что ты говоришь мне, дорогое дитя, на Луне! Да как могу я этому поверить?..
— Ну, конечно, вам этому трудно поверить, дорогой папа, — продолжала Гертруда, — а между тем это действительно так! Клянусь вам, что я не лишилась рассудка, как вы, быть может, думаете… Ведь вам известны были планы господина Моони, не так ли?.. Ну, эти мечты и планы его осуществились, вот и все! И вот, почти все это время разлуки мы провели на Луне…
— Нет сомнения!.. — с ужасом и скорбью прошептал господин Керсэн. — Мученья и горе разлуки помутили рассудок моей бедной девочки!.. Она положительно бредит, бредит той обстановкой, в которой она жила это время!
— Дитя мое, — проговорил, стараясь скрыть от нее слезы, напрашивавшиеся у него на глаза при этом печальном открытии, — ты, кажется, сказала мне, что господин Моони и сэр Буцефал Когхилль здесь, с тобою и с твоим дядей?
— Да, папа, они все время не расставались с нами, вместе с ними я и совершила это невероятное путешествие! Мы спустились на землю только вчера ночью!
Господин Керсэн не мог вынести долее этого странного мучительного состояния, кинулся к дверям и, распахнув их настежь, с блуждающими глазами, мертвенно-бледным лицом, не своим голосом позвал:
— Господин Моони! Вы здесь?
— Да, господин консул! — ответил молодой астроном, поспешно подходя к господину Керсэну. Он также был очень бледен и взволнован.
— Простите ли мне когда-нибудь, господин консул? — начал он, горячо пожимая протянутую ему руку.
— Простить что?.. Что я должен вам простить, дорогой мой Моони? — спросил несчастный отец.
— Простить то, что я подверг вашу дочь всем опасностям такой трудной и рискованной экспедиции!.. Она сама засвидетельствует вам, что это случилось совершенно против моей воли и не по моей вине!.. События сами собою приняли совершенно непредвиденный оборот… И если мы очутились на Луне, то могу вас уверить, что это было совершенно непредсказуемо…
— Как! — воскликнул консул, — как, и вы, что ли, лишились рассудка? Бриэ!.. Сэр Буцефал!
Доктор и баронет поспешили на зов.
— Господа, что все это значит? — спросил их господин Керсэн, едва только успев затворить за ними дверь.
— В чем дело? — спросил, как всегда, добродушно-шутливым тоном доктор Бриэ.
— Да вот, Гертруда, дитя мое, и господин Моони уверяют, что вы… что вы только что вернулись с Луны! — с усилием выговорил господин Керсэн, едва произнося эти слова.
— Ну, да, это совершенно верно, дорогой мой Керсэн! — подтвердил улыбаясь доктор.
— Да, это, к сожалению, правда, господин Керсэн, — и эта печальная истина будет стоить мне тридцати тысяч фунтов стерлингов! — добавил сэр Буцефал таким тоном, который был далеко не так весел, как тон доктора Бриэ.
— Как! Неужели и вы, как Гертруда и господин Моони, станете уверять меня, что…
— Что мы отправились на Луну, что провели там целый Лунный месяц, и что только прошлой ночью вернулись оттуда!.. Ну, да, дорогой мой Керсэн! Как же вы хотите, чтобы мы сказали вам что-нибудь другое, когда это сущая правда! — проговорил доктор Бриэ. — Впрочем, вот, если вы еще сомневаетесь в наших показаниях, я сейчас покажу вам мою превосходнейшую коллекцию горных пород различных геологических образцов, которую мне удалось там собрать! — добавил он, шар во всех своих карманах.
— Эх, черт возьми! — воскликнул он с прискорбием, — ведь я забыл ее на столе в своей комнате! — Какая у меня голова-то!.. Право, хуже, чем у какой-нибудь чечетки!.. Но мой папирус при мне, мой Лунный папирус!..
При этих словах он действительно достал из своего объемистого портфеля знаменитый папирус и с торжествующим видом стал потрясать им перед глазами господина Керсэна, который не знал, что ему делать, и что думать об этих столь единогласных и столь уверенных показаниях четырех лиц, собравшихся около него.
