Хайнц Конзалик - Человек-землетрясение

– Молодой господин, побудьте, пожалуйста, у телефона. Рядом со мной стоит господин доктор Дорлах, он хочет с вами поговорить.

«Ага, доктор Дорлах! Большое наступление началось. Дядя Теодор наверняка уже высказал самые дикие предположения. Он будет разочарован, узнав, что я звоню из теплой, благоухающей, пропитанной любовью постели».

Он сел в небольшое кресло, далеко вытянул ноги и улыбнулся Марион. Какая она красивая! Не тело, а янтарная капля солнца.

– Боб?… – раздался голос доктора Дорлаха.

– А-а, доктор! Что вы делаете так поздно или так рано, как угодно, у нас? Дядя Тео разорился? Мама наконец-то отправилась к любимому Господу? Я сразу приеду, что бы ни случилось.

– Где вы? – односложно спросил доктор Дорлах.

– В Эссене.

– Где?

– В квартире в Эссене. Новостройка. Седьмой этаж. С видом на Гругу. В постели изумительной девушки, самой красивой из тех, что я знаю. По имени Марион Цимбал.

– С каких пор?

– Доктор, ну вы и шутник! С рождения, разумеется. Марион – не писатель и не политик, так что ей нет причины менять имя.

– С каких пор вы лежите там в постели?

– Один примерно с двадцати часов, вместе с самой прекрасной женщиной моей жизни – с двух часов.

– У вас имеются свидетели этому?

– Я не занимаюсь групповым сексом, доктор.

– Позовите эту Марион к телефону.

– Пожалуйста… – Боб Баррайс протянул трубку Марион. – Любимая, скажи славному доктору Дорлаху доброе утро. Он не верит, что я действительно могу любить женщину.

Марион Цимбал взяла трубку и несколько вымученно засмеялась. «Что здесь происходит? – подумала она. – О чем он умалчивает? Я его алиби, это ясно. Для чего Бобу нужно алиби?»

– Господин доктор? – произнесла она. Ее голос переливался, как звонкий индийский колокольчик. – Боб действительно у меня. Этого достаточно?

– Пока да. Дайте мне снова Боба.

Трубка возвратилась. Боб Баррайс постучал по ней:

– Тук-тук, доктор. Я опять здесь. Ну что, довольны?

– Приезжайте немедленно сюда, Боб. – Голос доктора Дорлаха был чужим, официальным, обезличенным, такого Боб у него никогда не слышал.

– Из теплых объятий Марион? Ни за что, доктор. Только в случае катастрофы в доме Баррайсов. Но ее нет.

– Она есть. Рената Петерс мертва.

Боб осекся. Он сыграл это замечательно, изменил даже тембр и заговорил прерывающимся голосом:

– Это… это неправда… Рената…

– Упала с эстакады на автобан…

– Самоубийство?

– … или сброшена. Криминальная полиция и первый прокурор уже здесь. Обер-вахмистр Кнолле из дорожной полиции сразу узнал Ренату. Кнолле проживает во Вреденхаузене. Потом нашли на мосту ее сумку. Теперь случай реконструируют. На мосту обнаружены следы шин и ног…

– Они… – заговорил Боб, растягивая слова.

– Боб… здесь идет дождь. Следы нечеткие, их вряд ли можно использовать. С каких пор вы в Эссене?

– С двадцати часов вчерашнего дня! – заорал вдруг Боб. – Что вы, действительно, хотите от меня?

– Такое твердое алиби, чтобы об него можно было сломать руку, если дотронешься.

– Оно у меня есть.

– Почему вы вообще позвонили?

– Чтобы сказать, что я здесь.

– Кого же это может интересовать? Вы никогда не сообщали, где вас можно найти. И неожиданно в вас заговорили родственные чувства? Или вы ожидали, что я здесь?

– Доктор, у вас что, прострел в голове?

– Нет, у меня там набатный колокол, и он звонит сейчас. Боб, кто эта Марион Цимбал?

– Моя невеста. Я женюсь на ней.

– Боб! – Марион выпрыгнула из кровати и раскинула руки – обнаженная богиня радости. – Боб, это правда?

– Вы слышите, доктор? – спокойно произнес Боб. – Так может ликовать только женщина, которая купается в счастье.

– А я купаюсь в ужасе, Боб. – Голос доктора Дорлаха стал хрипловатым. Он был действительно потрясен. – Если бы вы видели Ренату… страшно. Полицейский врач одно пока установил твердо: кто-то наступал ей на руки, когда она цеплялась за грязный парапет. На ладонях следы ржавчины, пальцы распухли от ударов ног. Это не похоже на добровольную смерть.

– Да, пожалуй. Непостижимо, доктор.

– Я слышу ваше глубокое потрясение, Боб. – «Надо бы и его убить, – подумал Баррайс. – Эта вечная ядовитая ирония. Но лучшего адвоката, чем он, не сыщешь». Без доктора Дорлаха фабрики Баррайсов ничего бы не стоили. Он уладил множество безобразий, неизбежных при взлете. Такому адвокату нет цены.

– Я действительно потрясен, доктор, – резко сказал Боб.

– Приезжайте сейчас же.

– Разумеется. С Марион?

– Без. И еще: почистите ботинки. Не только сверху, но и подошву с каблуками и швы. А потом пройдитесь по эссенской улице, желательно вблизи какой-нибудь стройплощадки.

– Благодарю за совет, доктор. Я в нем не нуждаюсь.

– Крови у вас на одежде нет?

– Когда я приеду во Вреденхаузен, я вам врежу за этот вопрос!

– У вас и так будет чем заняться. Первый прокурор желает побеседовать с вами.

– Это удовольствие я ему доставлю.

Боб Баррайс повесил трубку. Подняв голову, он посмотрел в бледное лицо Марион. Она продолжала сидеть не двигаясь, в оцепенении, когда он коснулся ее бедер и привлек к себе.

– Что с этой Ренатой? – прошептала она, как будто кто-то мог их услышать за стеной.

– Она мертва. Упала с моста на дорогу.

– Кто эта Рената?

– Моя бывшая няня. Сорок три года. Милый человек. В последнее время она опекала мою мать. Была частью баррайсовской виллы, как библиотека и рояль в салоне.

Боб отпустил Марион, встал и оделся. Они больше не произнесли ни слова, и только когда он перекинул плащ через плечо и еще раз с привычной тщательностью провел рукой по вьющимся волосам, прижимая последние пряди, голос Марион заставил его вздрогнуть.

– Боб…

– Да?

Она сидела посреди кровати, все еще нагая, сквозь ее распущенные волосы выступали кончики грудей, как сквозь черный занавес. Руки лежали на бедрах, и было отчетливо видно, как ногти впились в тело.

– Ты убил Ренату?

– Я с двадцати часов у тебя… Не забудь это, дорогая. Боб повернулся и вышел из квартиры.

Когда дверь захлопнулась за ним, он услышал рыдания Марион. Она бросилась на подушки и зарылась в них. Тогда он вернулся, снова отомкнул замок, просунул голову в открытую дверь и, увидев ее полное ужаса, искаженное страхом лицо, успокаивающе улыбнулся и кивнул ей.

– Я женюсь на тебе, любимая. Как моей жене тебе не нужно будет давать показания.

Весело насвистывая, он окончательно докинул маленькую квартиру и в хорошем настроении спустился в узком лифте вниз.

Замок Баррайсов был ярко освещен. Боб, остановивший машину перед большими воротами, посмотрел поверх каменного забора. Сегодня не было ни одной комнаты, которая не сияла бы в ночи, промытой дождями и не желавшей отступать перед утром, чей черед давно подошел.