Луи Буссенар - Новые приключения парижанина
Было тихо. На стене догорал факел. Еще немного — и они снова погрузятся во тьму.
Хорош-Гусь проверил, крепко ли связан немец. Тотор шепнул Мериносу:
— Существует два способа спастись. Один — найти выход. Есть ли тут лестница? Или какая-то потайная пружина, с помощью которой отодвигается каменная глыба? Чтобы понять это, нам придется прощупать собственными руками каждый сантиметр стены. Второй способ — подняться вверх, к коридору, через который бежал фон Штерманн и который наверняка ведет на самый верх цитадели. А там мы попадем в лапы палачей Си-Норосси и в лучшем случае сможем продать свои жизни подороже.
Меринос согласился. Пока тлел факел, друзья принялись ощупывать пол и стены, но, увы, они так ничего и не нашли. Очевидно, в тот момент, когда Меринос нагнал фон Штерманна, лейтенант направлялся к какому-то другому коридору, туда, где был выход.
Надо было рискнуть.
Меринос подставил Тотору свои мощные плечи, и тот подтянулся к норе, в которой его друг настиг немца.
И тут пламя погасло.
Наступила вечная ночь.
Однако Тотор не хотел расслабляться. Продвигаясь вдоль коридора, он вдруг понял, что все это бессмысленно. Внутри башни наверняка множество пересекающихся ходов, ведущих в разные стороны. Он почувствовал, что заплутал, и впервые по-настоящему испугался. Неужели ему суждено умереть здесь в одиночестве? Ничего ужаснее и представить себе нельзя.
Тотор постарался взять себя в руки и успокоиться. Он звал Мериноса, но звук его голоса, казалось, терялся в гулких коридорах.
Кровь прилила к голове и до боли стучала в висках, дыхание прерывалось, тело обмякло, ноги не слушались, руки повисли как плети.
— Тотор, сюда! Я здесь!
Меринос, обеспокоенный тем, что друг его долго не появляется, каким-то непостижимым образом взобрался наверх. Но еще раньше ему пришла в голову блестящая идея. Порывшись в карманах фон Штерманна, Меринос обнаружил коробок спичек. Их спасительный огонек и заметил Тотор, который на самом деле не успел далеко уйти.
Друзья снова были вместе.
Однако они прекрасно понимали, что, если немец не заговорит, всем им крышка.
Проходили часы… Фон Штерманн упрямо молчал.
Наконец Хорош-Гусь не выдержал: он не хотел смерти ни Йебе, ни Тотору, ни Мериносу.
В нем проснулся инстинкт дикаря. Колдун предложил пожертвовать одеждой, развести костер и поджарить на нем фон Штерманна. Тогда-то уж он, голубчик, заговорит!
Тотор неистовствовал. Ему пришлось немало потрудиться, чтобы отговорить варвара прибегнуть к столь зверскому способу.
Штерманн все слышал, но по-прежнему молчал. Его лицо застыло, словно маска, и только в глазах горел огонь ненависти и злорадства…
Текли часы. Еды оставалось в обрез. К прочим испытаниям добавился еще и голод.
С лейтенантом делились до последнего, но ничто не трогало его, в душе дикого зверя не пробудилось ничего человеческого. Он не желал говорить и не говорил.
В спертом воздухе дышать становилось все труднее и труднее.
Несчастные пленники колодца впали в оцепенение. У них не осталось сил сопротивляться. Все ждали смерти.
Тотор и Меринос легли рядом и взялись за руки, чтобы не расставаться в этот последний, смертный час.
Бедняжка Йеба положила голову на грудь Ламбоно и не двигалась, точно мертвая.
Все чувствовали приближавшееся дыхание смерти.
Внезапно Тотор встрепенулся и поднял голову.
Что это — агония, галлюцинация?
Нет, он совершенно точно слышал звук французского рожка!
А вслед за тем сквозь толстые стены донесся знакомый треск.
Стреляют!
Тотор растолкал Мериноса и заставил его подняться.
— Послушай, дружище! Это Франция! Франция пришла нам на помощь!
— Ерунда! Это всего лишь мираж. У меня нет больше сил, я хочу одного — спокойно умереть.
— Мямля! Лентяй! Заткнись! Я говорю тебе, это французы. Здесь… в двух шагах от нас. А ты еще сомневаешься!
— Французы или китайцы… Сам подумай, кто отыщет нас в этой дыре?
— Замолчи! Не говори глупости! У Франции хороший нюх, когда дело идет о ее сыновьях…
И, как будто в подтверждение слов парижанина, сверху кто-то громко крикнул:
— Тотор! Эй, Тотор!
— Черт побери! Мне знаком этот голос! Папа! Папа!
По веревкам спускались люди с факелами.
— Осторожно! — кричал Тотор. — Не задавите нас! Совсем необязательно топтать нас ногами…
Да! Это был Фрике, а с ним старый Риммер и его сын Ганс…
Все расцеловались. Меринос обнял Фрике, Тотор — Ганса.
— Это чудо! Настоящее чудо! — восклицал Тотор. Усталость как рукой сняло.
— А это еще кто такие? — спросил Фрике, заметив Хорош-Гуся и Йебу.
— Друзья! Верные товарищи! На их долю выпало не меньше страданий, чем на нашу.
— А это?
Фрике указал на Штерманна.
В эту минуту немцу удалось высвободить руку. Он схватил оставленный кем-то на земле револьвер и крикнул:
— Французские псы! Я отомщу за себя!
И разрядил револьвер в Тотора.
Но Хорош-Гусь успел вовремя. Он толкнул бандита, и пуля пролетела мимо.
На этот раз негр не стал дожидаться, пока Тотор начнет увещевать его, подобрал револьвер и всадил пулю прямо в голову немцу.
__________Они вновь родились на свет Божий.
Фрике и Риммер поведали, как сколотили компанию из двадцати человек и добрались до форта Ламар. За два дня до того служившие у французов туземцы подобрали в лесу полумертвого Ганса Риммера. Он рассказал об осаде деревни коттоло, о том, как дрались Виктор Гюйон и его американский друг. Потом налетел страшный ураган. Оба белых пропали. Однако Ганс был убежден, что их взял в плен султан Си-Норосси.
Тем временем из Франции прибыли Фрике и его друг Риммер. Нелегко было уговорить старого лежебоку капитана Ломбарде, начальника форта Ламар, направить экспедицию в Каму.
Капитан отнекивался, не желая брать на себя ответственность, уверял, что не может зря трепать французское знамя…
Но Фрике оказался на высоте. Он сумел убедить старого вояку, что знамя Франции должно гордо развеваться на просторах этой дикой страны, что там, где находятся французы, царят гуманность и справедливость… В конце концов капитан согласился, но лишь при условии соблюдения предельной осторожности.
Однако события развивались сами собой.
Тайуб предал султана и вместе со своими людьми явился в лагерь французов.
Представился удобный случай нанести хороший удар по логову кровожадного мерзавца, ведь, по словам араба, люди султана безмерно устали от его дикой жестокости и сдадутся без боя…
