Люциан Воляновский - Бесшумный фронт
Нейгебауер говорит, что ему пришлось несколько раз встречаться с американскими опекунами геленовской разведки. А когда последний раз?
Это было примерно год назад. Впрочем, срок ни при чем: важно знать характер этой встречи. В ее основе лежало одно лишь слово: поражение.
В Западной Германии работают геленовские станции подслушивания, днем и ночью перехватывающие передачи «Польского радио», имеется немало специалистов, тщательно просматривающих всю польскую печать—от передовых до самых незначительных объявлений. В результате из крох и обрывков всяких информации составляются обзоры, которые затем — после соответствующей «приправы» соусом «конфиденциальности» — продаются разведке США как полученные якобы от агентов, поскольку фактической шпионской информации из Польши почти нет. Такие бюллетени, предназначенные для самой «верхушки» разведки Гелена, получают также отдел «50-Р», координирующий разведывательные действия против СССР, и отдел «50-С», проводящий шпионскую работу против стран народной демократии.
Мой собеседник получал для личного пользования нашу газету «Жице Варшавы» и несколько ежемесячных журналов, которые доставлялись ему прямо на квартиру в Берлин-Темпельгоф, Бауернринг, 25-ц. Однажды утром он, как обычно, встал, забрал из дверного почтового ящика газеты, взял поставленное у порога молоко и сел завтракать, одновременно просматривая газету. Неожиданно он вскочил, бросил завтрак и помчался к своему шефу Кайзеру.
— Слушай, Врукк, Махура и Ландвойгт провалились!
Кайзер поспешно закрыл ему рот рукой. Любое сообщение о провалах агентов необходимо было какой угодно ценой утаить от «товара», предназначенного к очередной переброске через границу. А тут, в соседней комнате, как раз находился собиравшийся в путь «беженец» из Еленей Гуры по кличке «Хеллман». Разведка Гелена устраивает своим агентам тщательное «прополаскивание мозгов» по лучшим американским образцам, убеждая кандидатов на выезд в Польшу, что никогда ни один из агентов Гелена там не попадался.
Старательно закрыв дверь, Кайзер грозно спросил Нейгебауера, откуда он все это знает? Когда шеф узнал, что сведения взяты из газет, то облегченно вздохнул. Ему всюду мерещилась измена, да и не только ему одному... Кормильцы из-за океана беспокоились о своих бесполезно растрачиваемых долларах. Во всяком случае ввиду разгрома работающих в Польше разведсеток этот «Хеллман» послан не был. Спасением своей жизни он обязан... газете «Жице Варшавы»!
Глава пятьдесят шестая Мистер Фалькенберг гневается
Два пассажира курьерской авиалинии летели во Франкфурт-на-Майне. Герр Кайзер явно нервничал и шепотом советовался с Нейгебауером. Зачем их вызывают? Что случилось? Неужели обнаружились махинации с «эйнзатцпланами»?..[24] Совесть у Кайзера была нечиста. Он уже давно «крал» у американцев людей, которых их разведка наметила завербовать для себя, а затем «продавал» их... тем же американцам! Ведь в «эйнзатц-плане», содержащем рапорты Гелена разведке США о высылке каждого отдельного агента, о его разведывательном задании и связанных с этим, обычно явно преувеличенных, расходах (герр Гебауер строит теперь дачу около Мюнхена), упоминались только псевдонимы. Кто же это узнал?
А может быть, начальство будет только придираться и ругать за последние провалы в Польше? Герр Кайзер горячо убеждает своего заместителя, что необходима «ложь во спасение».
Мистер Фалькенберг от имени разведки США контролирует работу ячеек Гелена, действующих против Польши. Это высокий немолодой человек с угловатым бульдожьим лицом, на котором резко выступают два ряда больших лошадиных зубов. Он ждал на аэродроме, сидя в автомобиле с американским военным номером. «Беседа» состоялась в четырехкомнатной квартире по всем правилам допроса: сначала взяли Кайзера, а потом Нейгебауера. При «беседе» присутствовали в качестве ассистентов: доктор Реллинг — военный преступник, преследуемый польскими властями и действовавший во время гитлеровской оккупации на территории Кракова, а также заместитель Гебауера, некий Кольмар из Аугсбурга, разумеется, тоже гитлеровский специалист по разведке.
Кайзер врал как по нотам. Когда он, наконец, выбрался из затруднительного положения, пришла очередь Нейгебауера. И тут мистер Фалькенберг разозлился не на шутку. Он бросил карандаш и ворвался в соседнюю комнату с криком:
— Кайзер! Немедленно сюда!..
Мистер Фалькенберг перестал быть вежливым. Впрочем, хаму из-за океана постоянное общение с гестаповцами не прибавило хороших манер... Кайзер поспешно вошел, согнувшись в дугу и изобразив на своем лице самую ослепительную улыбку.
— Кайзер! Как было дело с «Хеллманом»? Как он был завербован?!
— Я шел по улице и встретил молодого человека...
— Молчать! Из трех миллионов берлинцев понравился как раз «Хеллман»? Именно этот больше всех подходил для...
Когда, наконец, оба геленовца вечером сели в самолет, отлетавший в Берлин, герр Кайзер глубоко вздохнул и сказал спутнику:
— Глупая скотина! Буйволов ему пасти в Техасе, а не разведкой заниматься! Так слепо поверить, что провалы в Польше произошли по вине самих агентов, а мы все приготовили как следует!.. Скотина!
Глава пятьдесят седьмая ...А Нейгебауеру все это надоело
Францишек Нейгебауер работал после этого еще девять месяцев в берлинском разведцентре, но все больше убеждался, что заходит слишком далеко по пути измены своей стране.
Из Польши приходили вести об очередных провалах и разгромах сеток Гелена. Шпионы и их помощники садились за решетку. Однако герр Гебауер все еще был в добром настроении: «Это не страшно, если еще несколько человек потеряют голову», — говорил он.
* * *Мы по-прежнему в кафе «Каменная лестница». Пришелец из другого мира снова оглядывается вокруг. Из числа тех, кто был в начале нашей беседы, осталась только пара влюбленных. Впрочем, они времени не замечают... Мой собеседник еще больше понижает тон:
— Я видел там вблизи возрождение сил фашизма и подготовку новой войны. И понял, что работой во вражьей разведке предаю свою страну. Решил расплатиться за совершенные преступления и, если это возможно, начать новую жизнь... честно работать. Я встретил неожиданный акт милости — стал свободным человеком, возвращаюсь в родные места...
Мы прощаемся. Нейгебауер уходит в светлый январский морозный день. На столике он оставляет фоторепортеру (для репродукции) свой западноберлинский паспорт. Я снова беру его в руки и читаю на последней странице: «Действителен до 31 декабря 1954 года».
